Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Думаю, что он прав, Аттикус. Сегодня ничего путного уже не выйдет. Мы все тут слишком… потрясены. — О'Ши указал на экран сонара. Огромное зеленое пятно — Кронос — скрылось на глубине, вне досягаемости. — Вот нам и Кроноса уже не достать…
Никогда еще Тревор не был так рад присутствию на борту О'Ши. Священник сделался совершенно незаменим в деле улаживания конфликтов. Во многих взрывоопасных ситуациях, когда прущий напролом Римус не мог ничего добиться, одного прикосновения О'Ши было довольно, чтобы разрядить обстановку. Пожалуй, он заработал вознаграждение.
Аттикус, смягчившись, кивнул и подошел к Римусу, который потирал голову и недоуменно озирался по сторонам. Аттикус нагнулся, подобрал свой нож и «беретту». Сунул пистолет Римусу под нос.
— Благодарю за подарок.
— Иди ты!.. — прорычал Римус, закашлялся, сморщившись от боли, и схватился за ребра.
Аттикус повернулся к Тревору и сказал:
— Утром договорим. И если мне не понравится то, что я услышу, вы собираете манатки и сваливаете отсюда.
Он сказал это. Так-то: опять приказ. Произнесенный таким холодным и уверенным тоном, что человек с более слабой волей попросту согласился бы и на этом все кончилось. Но Тревор был не из таких. Внутри у него все кипело от ярости. Аттикус, еще недавно его любимый воин, в одночасье превратился в глазах Тревора в наглого самоуверенного щенка. «Но небезопасного щенка», — не преминул напомнить себе Тревор.
— Приятной ночи, — с натянутой улыбкой проговорил он, когда Аттикус и Андреа вслед за О'Ши покинули рубку.
Она станет для тебя последней.
На борту «Титана»
В крайнем возбуждении Аттикус шагал взад-вперед вдоль окна, протянувшегося во всю стену его гостиной. Ему не терпелось действовать. При каждом проблеске света, отражающемся от поверхности океана, он всматривался вдаль, надеясь увидеть покачивающуюся на волнах громаду Кроноса — живого. Существо, которое он так яростно, еще так недавно желал убить, теперь могло жить, не опасаясь погибнуть от руки Аттикуса. Больше того: он сделает все возможное, чтобы Кронос остался жив. Он обещал Тревору убить Кроноса, как только Джиона окажется вне опасности, но уже понимал, что не сможет это сделать. Жажда мести, полностью испарившаяся, уступила место тревоге за жизнь дочери и возродившемуся интересу к сохранению жизни в океане, вершиной которой был, несомненно, Кронос.
Современная тайна. Неизвестный науке вид. Примитивный, но, однако, разумный. Чего он хочет? Зачем проглотил Джиону, если не имел намерения использовать ее в качестве пищи? И почему его-то он отпустил живым?
Ответов на все эти вопросы не было, поэтому Аттикус, как бы назойливо ни лезли они в голову, отбросил их в сторону. Но вопросы тотчас же сменил поток чувств. Его беспокоило чувство отвращения к самому себе, испытанное, когда он выбирался из разбитой мини-субмарины, которой ни он, ни кто другой больше не сможет воспользоваться, чтобы спуститься на глубину. То обстоятельство, что Кронос и Джиона выжили в битве, преисполняло его надеждой, но в то же время внутри все переворачивалось при мысли о дочери, которая в эту самую минуту сидит одна-одинешенька в чреве загадочного существа. Он был нужен ей, как никогда прежде… и ничего не мог для нее сделать. И страх, самое сильное из чувств, не давал покоя, порождая все новые сомнения. Да, Джиона могла быть жива прежде, но сейчас, возможно, уже мертва. Она могла погибнуть от разрыва пушечного снаряда. Кронос мог выплюнуть ее, находясь глубоко под водой. Желудочный сок мог наконец сделать свое дело. Нехватка кислорода… Аттикус почувствовал себя совершенно разбитым, думая о своей бедной девочке и о том, как мало шансов добраться до нее живой и здоровой.
Он представил, как Джиона, насмерть перепуганная, сидит внутри Кроноса, зная, что рано или поздно умрет и никого в этот момент не будет с ней рядом. Перед мысленным взором проносились воспоминания: вот Джионе три годика и она горько плачет из-за украденной у нее игрушки. В шесть лет она больно ушибла ногу, в десять упала с велосипеда. У него всегда сердце разрывалось при виде плачущей дочки. В такие моменты она становилась такой несчастной и беззащитной… Погрузившись в воспоминания, Аттикус совершенно отвлекся от главного вопроса: что теперь делать?
Он с надеждой посмотрел вдаль, но не увидел ничего, кроме заходящего над океаном солнца. Скоро наступит ночь, за ней утро. К утру необходимо разработать план действий, который не только позволит спасти Джиону из чрева Кроноса, но также убедить Тревора, что после этого существо будет убито. Теперь, когда выяснилось, что дочь жива, Аттикус обратился к своим былым ценностям.
И тотчас же пришло чувство вины. Он предал все, что считал дорогим, ради слепой мести. Убийство некогда составляло неотъемлемую часть его жизни, но с появлением Марии все переменилось. И теперь Аттикус не мог избавиться от уверенности, что ей было бы стыдно за него.
В этот момент в гостиную из спальни вошла Андреа, и, взглянув на нее, он понял, что ошибался. Андреа простила его, как простила бы и Мария. Аттикус был настолько поглощен внутренним монологом, что не заметил, как Андреа с криком: «Лови!» бросила ему бутылку воды.
Бутылка врезалась в лоб и упала на пол. От неожиданности Аттикус пошатнулся и чуть было сам не упал. Восстановив равновесие, он взглянул на пол, пытаясь понять: что ж его так ударило? Затем повернулся к Андреа и увидел, что она прикрывает руками рот. Не то испугавшись, что сделала ему больно, не то пытаясь спрятать улыбку.
— Решила прибить меня? — усмехнулся он.
— Ведь я же тебе крикнула: «Лови!» — возразила Андреа и не смогла-таки удержать рвущийся на свободу смешок. Она подошла к Аттикусу и осмотрела след от удара. — Ничего страшного. — Встала на цыпочки и поцеловала в лоб. — Ну, видишь? Вот, уже лучше.
— О, спасибо. Ты была бы отличной мамой.
Улыбка сошла с лица Андреа, и Аттикус чертыхнулся про себя, сообразив, что сболтнул лишку.
— Прости.
— Тут не твоя вина, — ответила Андреа. И слабая улыбка вновь заиграла на ее губах. — Я ведь действительно была хорошей мамой.
Аттикус подошел к ней вплотную и заглянул в глаза. Они затягивали его, как водоворот, и он не мог с собой ничего поделать. В этот момент все его страхи, тревоги, волнения исчезли напрочь.
— Может быть, и еще будешь?
Андреа счастливо заулыбалась и хотела уже ответить, как вдруг в дверь коротко постучали. Мгновенно рука Аттикуса скользнула к поясу и нащупала перезаряженный «магнум». Если с Тревором они еще смогут найти общий язык, то от Римуса можно ждать всего. Слишком сильный удар, и не один, был нанесен по его самолюбию, и парень явно потерял способность рассуждать здраво, да и раньше вряд ли этим отличался.
Бесшумно пройдя по гладкому деревянному полу, Аттикус подобрался к двери и посмотрел в глазок. В следующий миг он убрал руку с пистолета. В коридоре стоял, переминаясь с ноги на ногу и явно нервничая, О'Ши.