«Сидела бы она тихо, так получила бы свои исправительные работы, а она, вишь, хвост подняла, вот и огребла по полной» – только такой вывод сделает общественность, и никакой другой.

Отправить дело на доследование будет все равно что написать огромный транспарант: «Народ, вы – никто! Сидите тихо и не рыпайтесь!» – и вывесить его на Дворцовой площади.

Да, шумиха в газетах и заступничество коллег серьезно осложняют дело. Исправительные работы еще можно в такой ситуации присудить и выступить в печати в том духе, что нельзя убивать людей безнаказанно, даже если они полное говно. Это нормально, это гражданская позиция, предпочтение доктрины «отступай, пока можешь» доктрине крепости.

Народ посочувствует Ульяне, что досталась такая плохая судья, да и успокоится.

Но переквалификация обвинения вызовет совсем другую реакцию. В массовом сознании это отразится как месть власти за то, что Тиходольская позволила коллегам выступить в свою защиту. Диссиденты просто описаются от радости, получив такое весомое подтверждение тому, что советская власть безжалостно вырывает даже самые жалкие ростки свободы и душит любые проявления гражданской активности.

Никто не поверит, что Ульяна Тиходольская реально в чем-то виновата.

Пришлось напомнить себе, что в данный момент она сидит не в кресле народного депутата, а на жестком судейском стуле совещательной комнаты.

Разве ее задача состоит в том, чтобы решать, что лучше для народа? Нет. Сейчас ее зона ответственности – это приговор Тиходольской и ни сантиметром шире.

Несмотря на зыбкость доказательств, у Ирины возникло внутреннее убеждение в том, что Ульяна виновна, а муж, скорее всего, вовсе ни при чем.

Она ведь и сама была любовницей женатого, и помнила, с какой страстью жаждала создать с ним семью. Увела бы из семьи, и жену разорвала на кусочки, и растоптала бы, втерла в землю, если бы только точно знала, что за это ничего не будет.

Только страх перед законом удерживал ее, больше ничего. Никакой морали. «Я люблю, значит, имею право» – вот как она считала. Боже, как теперь стыдно… Ирина все бы отдала, лишь бы только не было в ее прошлом этих постыдных страниц.

А Ульяна оказалась просто более решительной, чем она, вот и все.

Не хуже Ирины тогдашней, а всего лишь смелее и хитрее.

Наивная сельская девочка поверила обещаниям взрослого мужика, потому что очень хотела быть счастливой. Такая банальная история…

А взрослый мужчина со временем к ней, наверное, привязался, Ульяна ведь была не только красивой, но и умненькой девочкой, и любила его, и в постели делала все, как он хотел. Зачем же отказываться от такой лапочки, тем более что ей достаточно обещаний, что скоро они обязательно поженятся. Только сын немножко подрастет. Совсем чуть-чуть. Счастье уже на пороге и вот-вот постучится в нашу дверь.

Многие женщины верят в это до старости, но Ульяне быстро надоело ждать.

Она отравила сына любовника, считая, что только он удерживает того возле постылой жены, и быстренько родила сама. Дело казалось верным: там опротивевшая мерзкая баба, с которой нет ничего общего и на которую давно не стоит (любовник сто раз об этом говорил, и нет никаких причин сомневаться в искренности его слов), а здесь любимая женщина с новорожденным сыном. Тут – жизнь и будущее, там – смерть и прошлое. Выбор очевиден.

Но Тиходольский колебался. Жену не оставлял, но и с Ульяной рвать не спешил. Наверное, сменил пластинку, что нельзя бросать человека, когда он пребывает в таком горе, пусть жена сначала немножко оклемается, вернется к жизни, и вот тогда…

Можно себе представить, в какую ярость пришла Ульяна, когда узнала, что у супругов родился сын!

Да как посмела эта тварь, эта жалкая паразитка удержать у себя то, что ей давно не принадлежит! Вцепилась в мужика и не отдает! Что ж, не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, но я свое возьму. И жена была обречена.

Наверное, Дмитрий вообще не собирался жениться на Ульяне, но после смерти супруги у него особо не осталось выбора. Все-таки есть общий ребенок, да и за сыном от покойной жены тоже тяжело смотреть в одиночку.

Девушка добилась долгожданного счастья, и, похоже, семья действительно жила хорошо, Ульяна берегла то, за что заплатила такую страшную цену.

А потом Дмитрий умер. Интересно, заболел или начал что-то подозревать? Не даст ли его эксгумация каких-нибудь интересных результатов?

Нет, это уже перебор. Тиходольскому было под пятьдесят – самый возраст для инфарктов у ответственных работников.

А Ульяна Алексеевна осталась честной вдовой и матерью и, наверное, совсем забыла, что оплатила свою достойную судьбу двумя жизнями.

Она ведь боролась за свое счастье, а значит, была права.

Неужели такая умная, хитрая и безжалостная преступница избежит наказания?

Ирина покосилась на своих товарищей по несчастью.

Гарафеев сидел, положив голову на скрещенные ладони, и буравил стену пустым взглядом, а Стас как будто спал.

Ирина поднесла часики к глазам. Еще две минуты.

* * *

Шло время, и Ульяна осталась в зале суда почти одна. За своим столом скучал государственный обвинитель, украдкой зевала секретарь, а больше никого не осталось.

Коллеги побыли рядом, и главный врач тоже посидел, поговорил с ней мягким увещевательным тоном, каким умел только он, но время шло, и сотрудникам пришлось бежать, чтобы не опоздать на смену.

Она пожалела, что запретила детям идти на заседание. Взяла хотя бы дочку, все веселее было бы сидеть, но когда в прошлый раз Ульяна поймала острый взгляд Гарафеева, каким он окинул ее сыновей, то решила не рисковать.

Она слышала про этого анестезиолога, какой он умный и проницательный доктор, и понимала, что ему не составит труда уловить кровное родство ее сыновей.

Внешнее сходство их бросалось в глаза, но обычные люди поверят умилительному: «надо же, какое совпадение!», а опытный врач – нет.

Впрочем, до недавнего времени это было совсем не страшно. Коллеги на работе давно догадались, так же как и учителя в школе, и преподаватели в училище, но какая разница, если первая жена Дмитрия давно умерла?

Ульяна была готова к обвинительному приговору. Главное, не придется садиться в тюрьму и не запретят работать по специальности, а четверть зарплаты за эту мразь Смышляева – не такая уж высокая цена.

Она специально не нанимала адвоката, чтобы поскорее осудили и все закончилось.

Только время шло, а судья все не выходила.

Ульяне вдруг стало страшно, закружилась голова, и она почувствовала, как на спине выступают капельки холодного пота.

Нет, невозможно, чтобы судьи узнали правду! Такого просто не может быть!

И тут же она вспомнила, что Гарафеев и второй заседатель старательно смотрели мимо нее. Почему? Ведь Игорь Иванович – коллега и должен был хоть разок подмигнуть ей из профессиональной солидарности, как он это делал на первом заседании, но теперь он старательно притворяется, будто ее не существует и скамья подсудимых пуста.