Ульяна вспоминала, как в детстве прекрасно умела рукодельничать, и думала, хорошо бы завести собаку, и прясть ее шерсть, и вязать детям носки, в которых не страшна никакая простуда, и печь пироги, и шить занавески, и в конце концов записаться в библиотеку, и брать там не только журналы по специальности, но и художественную литературу.

Это были прекрасные, но утопические мечты. Ульяна решила, что раз вытащила у судьбы такой невероятно счастливый билет, то обязана расплатиться за него самоотверженным и бескорыстным трудом.

Дима официально как бы тоже мечтал о всяких пирогах и уюте, но Ульяна чувствовала, что нравится ему такой, как есть, страстно влюбленной в свое призвание.

И она так любила мужа, что так и не сумела понять, что он умер и его больше нет.

Много лет прошло, а ей все кажется, будто он рядом, иногда она советуется с ним и, неверующая, чувствует так, будто он смотрит на нее с небес. В ясные дни или звездные ночи она сердцем чувствует его взгляд и подолгу смотрит ввысь, думая, как соединится с ним.

Правду она открыла сыновьям через несколько лет после смерти Димы, когда они были уже достаточно взрослые, чтобы точно знать, что родных братьев с разницей в три месяца не бывает.

Ульяна ждала чего угодно, ярости, ненависти, презрения, но дети простили ее и за прошлое, и за долгое молчание о нем.

Жизнь текла дальше, спокойная и насыщенная. Дети вдруг совершенно выросли, перестали нуждаться в ее заботах, и Ульяна, имевшая в голове кучу идей, решилась поступать в аспирантуру, как вдруг прошлое постучалось в ее дверь.

Валеру Смышляева почти невозможно было узнать в иссохшем неопрятном мужике с быстрым ускользающим взглядом, и Ульяна сначала не хотела пускать его в дом, но из уважения к тете Ирме все-таки пригласила войти.

Она осталась с ним в прихожей, думая, что сейчас он попросит денег, она даст, и он уйдет, но Валера без приглашения уселся на пуфик и начал рассказывать то, чего Ульяна совсем не хотела знать.

Валера и Дима были однокурсники, оба симпатичные парни и оба умные, но Тиходольский считался юным гением, а Смышляев – просто способным курсантом, из которого при должном усердии тоже выйдет превосходный специалист.

Дима был задействован в каком-то секретном проекте, причем, судя по отношению к нему преподавателей, играл там не самую последнюю роль, а Валеру пока научная работа не привлекала. Он, как всякий приличный человек двадцати одного года от роду, был рабом своего тестостерона.

Впрочем, Дима тоже платил дань этому неумолимому гормону и по пятницам вместе с приятелем отправлялся на танцы снимать девочек.

В недобрый час Дима не поделил свою избранницу с другим курсантом, и в итоге острая дискуссия переросла в массовую драку, в ходе которой курсант был убит.

Кто первый начал, кто нанес смертельный удар, осталось невыясненным. Смышляев теперь утверждал, что Дима, но Ульяна не хотела ему верить. Так или иначе, но Валеру взяли в оборот и следователи, и преподаватели в училище, и местный кагэбэшник.

Ему предложили чистосердечно признаться, что драка с курсантом происходила один на один, а Димы там и близко не было. Обещали небольшой условный срок и восстановить в училище, после того как он истечет.

Доказать, что Валера не убивал, просто-напросто нереально, поэтому он все равно понесет наказание, только если потянет за собой Диму, то это будет уже преступная группа, сообщество, и тут об условном сроке можно даже не мечтать.

Кроме того, Валера комсомолец, интересы страны для него должны быть на первом месте, и он обязан понимать, что если Диму посадят, то пострадает важная научная разработка. А вдруг враги прознают, что наши ученые – уголовники? Это же какой позор для страны! Нет, он, как настоящий советский человек, должен принять удар на себя. Сам погибай, а товарища выручай.

Что ж, итог Валериной сознательности и доверчивости оказался очень печальным – семь лет общего режима.

На зоне он не стал опущенным, но и авторитета не завоевал, и, человек от природы прямолинейный, с администрацией тоже не сотрудничал, поэтому отсидел от звонка до звонка.

Тогда он сохранил волю и, выйдя на свободу, твердо решил вернуться к нормальной жизни. Конечно, о продолжении военной карьеры не было и речи, но мозги Смышляев не прочифирил и надеялся получить высшее образование. А друг Дима ему в этом поможет, ведь не просто так Валера отсидел за него семь лет.

Соседи по бараку объяснили ему, что признаваться ни в коем случае было нельзя, молчал бы в тряпочку, а если уж Дима был так нужен родине, то родина могла просто не довести дело до суда.

В том, что Дима служил в Ленинграде, родном городе его матери, Смышляев увидел перст судьбы. Он приехал домой, мама прописала его к себе, а дальше начались сложности.

Тиходольский нашел старому приятелю место разнорабочего в НИИ, и на этом посчитал свой долг исполненным. Казалось, он совершенно забыл, от какой участи спас его Валера, и вел себя так, будто оказывает милость заблудшему старому другу, а не платит по старым счетам.

Что ж, Валеру покоробила такая снисходительность, и он решил добиться успеха сам.

Только ничего не вышло. Документы в институт не принимали, в техникум тоже.

Смышляев проявлял любознательность на рабочем месте, помогал научным сотрудникам с расчетами, читал монографии и через год разбирался в горном деле не хуже иного дипломированного специалиста. И у него почти получилось перейти из разнорабочих в лаборанты, а там можно бы и на заочное подавать, но тут в отделе кадров вспомнили, что он судимый, и оставили его на прежней должности.

Он был сильный, выносливый, но, когда собрался в первую свою экспедицию, молоденькая сотрудница устроила начальнику партии истерику, что она ни за что, ни за что, ни за что не останется ночевать в соседних палатках с бывшим зэком.

Смышляева не взяли, и вскоре он заметил, что те сотрудники, которые благоволили к нему и больше всех обещали, теперь при встрече отводят глаза и говорят с ним сквозь зубы.

Потом у кого-то пропали деньги, и само собой, что все подумали на Валеру. Доказать не доказали, но кто вор, как не бывший зэк?

Смышляев работал хорошо, увольнять его было не за что, а сам он уходить не хотел, несмотря на остракизм коллег, понимая, что другого места может и не найти. Его терпели, но после кражи стали поручать самую черную и унизительную работу.

Когда мама попала под машину, пришлось спрятать гордость и идти на поклон к старому другу Диме. Нужны были дефицитные лекарства, которые из всего окружения Смышляевых реально достать мог только он.

Дима откликнулся в этот раз тепло, по-человечески, доставал все, что требуется, возил матери дефицитные продукты из закрытого распределителя, выбил путевку в санаторий. Смышляев чувствовал, что надо быть благодарным, и пытался давить в себе завистливую ненависть, поднимающуюся со дна души, когда он видел преуспевающего друга.