Я гладил её по волосам, обычно жёстким, непослушным, сейчас они были мягче пуха, и постепенно рыдания затихли, перешли в тихие жалобные всхлипы. Сейчас она, без макияжа, хрупкая, растерянная, нежная, как никогда, была похожа на женщину из моих грёз.

– Как тебя зовут на самом деле?

– Мария. Машка… Не люблю это имя.

– Напрасно. Оно красивое. Но мне не важно, как тебя зовут. Хочешь – оставайся Магдой… Или назовись Акулиной, или Эсмеральдой – мне всё равно.

Она рассмеялась сквозь слёзы.

– Послушай, давай представим, что мы оба родились заново. Как будто вчера ничего не было. Начнём всё сначала. Ты и я. Вместе. Согласна?

Магда неуверенно кивнула, и я поцеловал её тёплые солёные губы.

Я видел охваченный пламенем глобус, стремительно летящий куда-то по чёрному, подмигивающему холодными звёздами пространству. Некоторое время я вглядывался в этот непонятный полёт, и, когда огненный шар взорвался изнутри, распался на рваные куски, вдруг понял, что был то и не глобус вовсе…

Я очнулся в поту. Магда трясла меня за плечо, приговаривая:

– Миленький, успокойся, это всего лишь сон…

От этих слов меня подбросило. Я пошёл на кухню, налил стакан ледяной воды, стал пить, но зубы лязгнули по краю, я облился и выругался.

– Что случилось? – встревожилась Магда. – Что тебе приснилось?

– Очередная дрянь. – Процедил сквозь зубы. – Меня достали эти дурацкие сны. Причём этот уже когда-то видел…

– Может быть, тебе стоит обратиться к врачу, обследоваться?

– А что я, по-твоему, делал последние две недели?! Меня только и делали, что обследовали, разве что наизнанку не вывернули!

– Что ты кричишь? – обиженно вскинулась Магда.

Мне стало стыдно. Уж кто меньше всего виноват в моих злоключениях, так это она, которая была со мной все дни, которые я пропутешествовал между жизнью и смертью, единственная молившаяся о моём выздоровлении. И после всего я ору на неё, как законченный психопат. Хорошенькое начало…

– Прости. – Я присел рядом на кровать, – Я не хотел тебя обидеть, честное слово. Только, умоляю, не спрашивай меня ни о чём. Я устал. Хочу, чтобы всё было, как раньше. Забыть, словно не было ничего, и эту поездку, и взрыв, и…

Я запнулся. Что-то жарко всколыхнулось внутри. Мне вдруг стало отчаянно тесно в маленькой тёмной комнате, захотелось на воздух, на волю…

Я напялил треники, вышел на балкон. Вгляделся в каменный частокол многоэтажек. Лишь в немногих окнах вздрагивали огни, да внизу изредка рычали ночные автомобили. Город спал беспокойным недолгим сном переполненного заботами и проблемами гиганта. Я поднял голову. Но звёзд не было. Ни одной. Только Луна хмуро и неприветливо взирала из-за коричневого облака, как недоверчивая старушка из-за приоткрытой двери. Налетел ветер, взъерошив остатки волос. Но это был совсем другой ветер, и нёс он не облегчение, а кислый удушающий запах гари. Я закашлялся, защипало в глазах. Вышла Магда с джемпером в руках:

– Надень, – робко проговорила она, – простудишься.

– Пойдём спать, – сказал я, обнял её тёплые вздрагивающие плечики. – Будет день, будет свет.

Магда переехала ко мне. Полупустой шкаф расцвёл изнутри, как июльская клумба, и обрёл новый запах: резковатый, даже раздражающий, но будоражащий, пробуждающий самые низменные фантазии и инстинкты – Магдиных духов. Полочка в ванной заполнилась разнокалиберными баночками с кремами, какими-то муссами и прочей дамской дребеденью. Крохотный коридор был оккупирован десятком туфель с хищными острыми носами и неимоверной высоты каблуками-«шпильками», между которыми отныне приходилось лавировать, чтобы случайно на них не наступить. Раз я всё же по старой привычке припечатал ногу куда попало. Что-то жалобно хряснуло. Остаток вечера был безнадёжно испорчен стенаниями Магды по поводу сломанной колодки, поганой тесноты, моей неуклюжести и крайней необходимости в покупке шкафчика для обуви. Я молча жевал пригоревший жестковатый бифштекс, а мои мысли постепенно выползали из кухонных стен и уносились далеко-далеко…

На другой день шкафчик для обуви был забыт, а Магда затеяла генеральную уборку. Самоотверженно ползала с тряпкой по потаённым уголкам моего жилища, вдохновенно двигала мебель, подключив и меня к этому увлекательнейшему занятию. Очень полезному к тому же, поскольку оно дало возможность обнаружить то, что искренне считал потерянным безвозвратно. Я, к огромной радости, обнаружил массу забытых вещей – своё любимое кожаное портмоне со старыми «тысячными» купюрами внутри (ранее был уверен, что его где-то свистнули), десяток ручек и карандашей, закатившихся за мебель (вечно нечем даже номер телефона записать), одну ракетку для игры в настольный теннис (вторая не найдена не была), пользованную губную помаду коричневатого оттенка (подзатыльник от Магды), а также кучу всякого хлама (раз десять сбегал к мусоропроводу). Дошла очередь и до книг, увязанных в стопки ещё при переезде, да так и не освобождённых. Старые учебники, захваченные непонятно зачем, «программная» литература: «Преступление и наказание», «Война и мир» и т. п. Ещё разные приключения, на которых выросло не одно поколение пацанов. Я вяло перебирал их, избавляя от многолетнего слоя пыли, и что-то жарко подрагивало внутри. Попалась особо любимая Сашкой, до дыр зачитанная «Кондуит и Швамбрания». Её я вытер особо бережно, со всех сторон и отложил в сторонку.

– Книжные полки надо купить, – Бурчала Магда. – А то живёшь как дикарь… Гляди-ка, антиквариат!

Она протянула старенькое бабушкино Евангелие. Дореволюционного издания, с ятями…

Я открыл наугад:

«Моё время ещё не настало, а для вас всегда время.»[6]

Магда что-то говорила мне, я поднял глаза, переспросил.

– Наверное, кучу бабок сейчас такая книжка стоит. Видишь, как полезно делать уборку! – Она прямо-таки светилась гордостью.

– Я ничего не собираюсь продавать, – сказал я.

– Ну и очень зря. Ты ж неверующий. Зачем тебе Евангелие? Оно не меньше сотни баксов стоит, точно говорю. А может, и больше.

– Я ни-че-го не продаю, – отрезал я почти по слогам, чтобы до неё скорее дошло.

Магда посмотрела на меня пристально и задумчиво. Покачала головой и принялась тереть дальше. Остаток дня мы провели в молчании, но мне оно не было в тягость. Длинные холостяцкие вечера приучили меня к одиночеству. Иногда оно казалось мне невыносимым, выталкивало из дома, заставляло прятаться в дешёвых кабаках или, когда в карманах свистел ветер, гоняло по центральным улицам, создавая иллюзию единения с усталой толпой…

Но сейчас всё было иначе. Я перебирал страницы давно забытых книг, и они, как старые верные друзья, вернувшиеся из дальнего путешествия, напоминали мне о временах, проведённых вместе. Я ведь когда-то любил читать. Очень любил. Мог просиживать с книжкой дни и ночи напролёт. Мне казалось, что книги могут дать ответы на все вопросы, подсказать выход абсолютно из любой ситуации. Мама ругалась, говорила, что испорчу зрение. Но я не успел. Однажды я не смог найти книгу, которая рассказала бы мне, как жить, когда не хочется… Или просто не там искал.