– К сожалению, не могу вас ничем угостить. Но что поделаешь? До восьми часов занята… «Берлинский корреспондент „Чикаго Трибюн“ передает, что белый хлеб для населения до сих пор является роскошью»… А как ваши? «Положение, по мнению корреспондента, такое же, какое было до революции». А у Веры Александровны были?

– Нет, еще. Думаю заехать, но не знаю, как застать. Говорят, весь день ливрирует[191] вещи.

– Да, поймать очень трудно, – согласилась Софья Петровна, продолжая стучать. – «Собственность до сих пор не охранена законом и не существует ненарушимости договоров, что полностью обнаружилось в концессионной политике». А какая погода, а? Прелесть… Ни жары, ни дождя…

– Да, погодка чудесная. Именинницы не могут пожаловаться. Ну, а как вы живете? Бываете в театрах?

– Разумеется, бываю… Хотя… «банкирская контора Закс закрыла кредит в 2.000.000 долларов… Что же касается „Эквитабль трест компанион“ и „Чез нашьональ банк“»… Как? Вы уже уходите?

– Да, да. Нужно спешить. Ну, еще раз всего лучшего. Дай Бог. До свидания…

Надежду Степановну поздравил я тоже не на дому, а в уютном ресторане, где она второй год служит кельнершей. Приняла она меня, как и Софья Петровна, очень любезно. Спрятала в буфет коробку конфет, поблагодарила и, протянув меню, мило спросила:

– Вы обедать будете? Или а ла карт? Имейте в виду: кулебяка сегодня замечательная! Не хотите ли? Под рюмку? И шнель клюпс рекомендую. Или шашлык…

Самое трудное, однако, как я и предполагал, было найти Веру Александровну. Дома сказали, что она в мезоне. В мезоне заявили, что только что уехала в магазин Франсуа. Во Франсуа посоветовали отправиться в оптовый склад возле пляс Репюблик. В оптовом складе ее не было, она шефу передала, что сама лично поедет на фабрику…

Поймал я ее только после четырех часов поисков возле вокзала Сен-Лазар, да и то совершенно случайно. Торопливо спускалась в метро, держа в руке огромную цветную корзину. Передав букет цветов и расспросив, бывает ли в театрах, как себя чувствует, где проводила вакансы – я распрощался, поднялся наверх, чтобы сесть в автобус, и вдруг вижу – знакомый шофер Василий Петрович.

– Хотите подвезу?

– Очень благодарен. А вы почему так оживленны и веселы?

– С именин только что. От Веры Андреевны. Хозяйки то дома не было, служит, но мы с нянюшкой и с малолетними детьми по рюмке дернули. Вам домой?

– Нет, к Любови Евгеньевне.

– А!

Он загудел, круто повернул, попытался вырваться в боковую улицу… И врезался в машину «Же-сет[192]».

– Черт возьми!

Толпа шумела, быстро стекалась со всех сторон, привлеченная «аксиданом»[193]. А Василий Петрович, к удивлению окружающих, радостно соскочил, бросился к пострадавшему шоферу, и на глазах у всех стал целоваться.

– Сергей Николаевич!

– Василий Петрович!

– Дорогой мой! Как удачно, что встретил! С именинницей! Искренний привет Софье Львовне! Заезжал, знаете, два раза, не застал. Вечером будете дома? Да? Обязательно заеду! Всенепременно!

«Возрождение», рубрика «Маленький фельетон», Париж, 3 октября 1929, № 1584, с. 2.

Родная страна

Можно искренно порадоваться за наших казаков, получивших от югославского правительства в дар тысячу гектаров земли с обещанием расширения этой плошади, когда представится необходимость.

Обзаведутся теперь казаки собственным хозяйством, вернутся к привычному любимому занятию. И не будут, слава Богу, искать счастья где-то за океаном, среди индейцев. Ведь, признаться по правде, когда бравый генерал Павличенко со своим отрядом отправился в Перу, во многих из нас это переселение вызвало немалую грусть.

Хотя правительство Перу и очень любезно, хотя население гостеприимно, и прием оказан в высшей степени трогательный, но все-таки… где Кубань, а где Перу!

Невольно возникал даже вопрос, разумно поставленный в свое время Гоголем: зачем так далеко, когда можно ближе?

Разумеется, казаки не такой народ, чтобы пропасть почем зря в каких-нибудь Андах или Кордильерах. Дайте казаку снизу землю, сверху небо, а посреди между тем и другим коня, – и, можно сказать, он уже наполовину устроился.

Беда только в том, что конь океана не переплывет. И потому отряд Павличенко оказался обидно отрезанным от нас.

Мы-то русские, конечно, не признаем нехорошей французской поговорки «далеко уехать – это немного умереть». Однако, к Америке, все-таки, относимся подозрительно. Открыть ее, разумеется, не трудно. Но как закрыть, если захочешь вернуться?

Новый Свет, благодаря проклятому океану, действительно похож на тот свет.

С той только разницей, что безденежному человеку и возврата из Нового Света нет, и печали и воздыханий сколько угодно.

Кроме упомянутых соображений об отдаленности Перу, существуют у нас еще кое-какие опасения: например, за чистоту будущих поколений и за сохранение быта.

Наши то умеют приспособить для своих нужд всякую страну, это верно. В скором времени, должно быть, Анды будут называться Андронами, город Лима – Налимом, Айякучо – Айдакучей.

Но, вот, что со временем в Перу появятся многочисленные русские индейчата, это уже тревожно. Детишки, по всей вероятности, окажутся славные. Симпатичные пупсики. Но какого будут они вероисповедания? И на каком языке говорить?

Мысль о получении земли вместо Южной Америки в Югославии, возникла у казаков давно, уже несколько лет тому назад. Всем было ясно, что нигде нельзя лучше устроиться, чем здесь, среди родного народа. Переименовывать ничего не придется – почти все как русское. Языка можно не изучать – переставь только ударения и говори. А что касается нового поколения, то никакой путаницы не произойдет ни для Сербии, ни для России.

К сожалению мечта эта не могла осуществиться в первые годы. Хотя большинство партий в Скупщине было настроено благожелательно к русским, однако, у партий было много своих собственных забот и хлопот. Сегодня валят Давидовича, завтра Радича, послезавтра Иовановича. Кризисы приобрели такой упорный характер, что иногда даже казалось, что это не государственная деятельность, а малярия.

Теперь же, как мы знаем, не то. Быстро решаются не только югославские вопросы, но даже и русские. Наделение казаков землей – не первый акт любовного внимания нынешнего правительства к нам. Не так давно мы читали, что материальная помощь русским инвалидам оформлена в виде закона. Русские чиновники гарантированы от сокращения штатов. Русский национальный траур при перенесении праха Главнокомандующего обратился в манифестацию горячего единения обоих народов.

И поистине русские люди приобретают в Югославии вторую родину, второе отечество. Если в других странах мы благодарны правительствам за гостеприимство и отвечаем за предоставление убежища полной лояльностью, то в Сербии отношение глубже. Там русские люди не просто лояльны, не просто благодарны.

Они искренно любят. Они – свои. И благородный король Александр[194]для них не чужой король, а родной, собственный.

Имя которого никогда не забудется.

«Возрождение», рубрика «Маленький фельетон», Париж, 18 октября 1929, № 1599, с. 3.

В салоне госпожи Тютиковой

Собралось нас на этот файф-о-клок немного, всего пятеро. Но разговор был весьма оживленный.

Беседовали о России, о Франции, о дальневосточных делах, о ближне-западных.

И, как