Однако Эшли не ошиблась насчет чувства опасности. Откуда она узнала? Неужели Бонни писала в своем дневнике про драконов? Если даже и так, это не объясняет, как Эшли узнала, что он здесь. Необходимо было все это выяснить, и был только один способ сделать это. Билли медленно поднялся.

Эшли подошла к нему, протянула дневник. Взгляд ее светло-карих глаз был мягким и теплым.

— Нас ждет работа, — она вложила дневник в руки Билли, — но прежде ты должен это прочитать.

Подчиняясь серьезности Эшли, Билли подавил свои подозрения и кивнул.

— Если это написала Бонни, то, конечно, прочитать стоит.

Эшли положила руку ему на плечо и кивком указала наверх.

— Ты не видел там девочек, высокую рыжую и еще троих поменьше?

Билли понимал, что она чувствует — она боялась, но пыталась не показывать страха, хотела быть ближе, чтобы успокоиться. Ему следовало доверять ей — иметь здесь союзника, на которого можно было бы положиться. Мигающий свет отражался в ее широких темных зрачках. Он кивнул:

— Да, я видел их.

Эшли придвинулась вплотную. Ее близость оказывала на него странное действие — будто она тянула тепло из его тела. Подобные чувства у него возникали при прикосновениях Бонни. Эшли словно пыталась прочитать его мысли вытягивая их через кожу.

— И как они? — Ее голос стал чуть громче.

Билли слегка отодвинулся, чтобы не обжечь ее своим дыханием.

— Они шли на знакомую ферму. Наверное, уже добрались. Не знаю, пойдет ли за ними доктор Коннер или нет, когда увидит, что случилось наверху.

Эшли выпустила плечо Билли, позволив ему сделать шаг назад.

— А что случилось? Как ты нашел сюда дорогу?

Билли помялся с ноги на ногу.

— Ну, это долго рассказывать… Короче, я прикончил типа, который меня сюда притащил.

Эшли втянула голову и переспросила свистящим шепотом:

— Ты убил его?

Билли, потупясь, кивнул. Когда Эшли промолчала в ответ, он заглянул ей в лицо. Печаль окутала ее черты, а уголки губ опустились. Она открыла дневник в руках у Билли, перевернула несколько страниц и указала пальцем место:

— Вот, начинай отсюда. Сам поймешь, где заканчивать.

Эшли подняла куртку Билли и пощупала шов на рубашке.

— Это хлопок?

— Кажется, да.

— Хорошо. Твои джинсы я уже видела. Они годятся. Но я все равно дам тебе надеть поверх хлопковую рубашку с поясом. Если у тебя на одежде есть металлические заклепки, то они отлетят, когда ты восстановишься. — Она жестом указала на пьедестал. — Ты слышал, что говорил док. Ты понимаешь, что происходит?

Билли сделал шаг к центру лаборатории, и знакомая волна тошноты захлестнула его желудок. Он кивнул, тыча пальцем в кэндлстон:

— Да, я, кажется, понял. Я должен как-то проникнуть туда и вытащить Бонни.

— Верно. Я объясню тебе все немного позже. — Эшли указала на половину девочек. — Вон в том коридоре горит свет. Почему бы тебе не пойти и не почитать там? Мне нужно кое-кого навестить. Я скоро вернусь.

Билли простер к ней руку, прося, чтобы она не уходила.

— А как там очутилась Бонни? А я как туда войду? Что с ней сделает Девин? И что насчет потери функций мозга?

Эшли нежно погладила Билли по виску.

— Позже. Много будешь знать, скоро состаришься.

Она улыбнулась, затем выключила лазер и микрофон и направилась к двери в противоположном конце огромной комнаты. Там она достала ключ, отперла замок и вышла, захлопнув за собой дверь.

Билли сунул дневник под мышку и пошагал прямо на свет. Выйдя в коридор, он положил дневник на кафельный пол, снял куртку и сел рядом. Устроившись так, он глубоко вздохнул и принялся за чтение.

Эшли постучала в первую дверь налево на половине мальчиков.

— Папочка? Ты там?

Она подождала. Ответа не было. Она снова постучала, на этот раз громче.

— Папочка? Это Эшли.

Тишина.

Тогда Эшли осторожно повернула ручку, распахнула дверь и заглянула в полутемную комнату. В лицо ей пахнуло теплым затхлым воздухом. Единственная лампа у кровати отбрасывала тонкий луч света на лицо спящего человека, тусклый желтый луч из тусклой электрической лампочки. Муха, жужжа, описывала вокруг нее ленивые эллипсы. Эшли молча стояла и смотрела. Откуда в этом подземелье муха, да еще среди зимы? Впрочем, как здесь вообще кто-то живет, вдали от жизни и любви?

Ее взгляд, подобно лучу света, ласкал мирную фигуру спящего. Раскрытая книга страницами вниз лежала на его большом животе, поднимаясь на волнах тяжелого храпа.

Эшли опустилась на колени у кровати, заботливо убрала седую прядь со лба.

— Папочка, — прошептала она, — это Эшли. Ты меня слышишь?

Пижама, расстегнутая на груди старика, обнажала лес белых волос и бурый шрам — свидетельство операции на сердце, проведенной несколько лет назад. Эшли положила голову на его грудь, когда-то сильную, а теперь впалую и слабеющую изо дня в день. Она плакала, ее сердце разрывалось от отчаяния.

— Папочка! Прости меня! Я хотела, чтобы рецепторы помогли тебе. Я так старалась, но у меня не получилось. Прости!

Она вслушивалась в натужные удары старого больного сердца и безутешно плакала.

Всего несколько месяцев назад она думала, что никогда больше ей не придется быть его сиделкой. Теперь она снова готова была делать для него что угодно; лишь бы он был жив. Она убрала книгу и крепко прижалась к старику, обхватив его одной рукой.

Немного успокоившись, она почувствовала, как что-то легонько коснулось ее волос. Муха? Она взмахнула рукой, отгоняя ее, но нет — ее пальцы наткнулись на другую руку. Она жадно схватила ее и подняла голову. Дедушка смотрел на нее с улыбкой.

— Эшли, — тихо проговорил он, — прости, что я в таком виде.

Эшли погладила его руку и поцеловала ее.

— Ох, Папочка! — Слезы снова набежали ей на глаза, и голос сорвался. — Это все я… это все моя вина. Я не смогла сделать нормальные фоторецепторы, и теперь ты…

— Теперь я умираю?

Эшли кивнула.

— Я знаю, что ты хотела продлить мне жизнь, чтобы мы не расставались. Но человек предполагает, а Бог располагает. — Старик попытался приподняться на подушках, и его голос зазвучал глубже. — Не тревожься обо мне. Я готов предстать перед моим Создателем. Помнишь? «О, благодать! Спасен Тобой я из пучины бед…»[6]

Эшли кивнула:

— Может быть, однажды мы споем вместе… пусть даже и на небесах.