– Ну не знаю… но чувствую – не то…

– А ты возьми и почувствуй то!

– Это как?

– Есть способ…

– В смысле? Ты о чем?

Анжела дотанцевала до сумочки и достала несколько цветных таблеток.

– Вот об этом.

– Что это? Колеса, что ли? Не, я такое не употребляю, у меня ранимая психика, ее только алкоголь берет. И жена мне говорит, что наркотики – это плохо. Я ее слушаю. – На слове «жена» он улыбнулся, притянул Анжелу к себе и шлепнул по заду.

– Она тебе специально это говорит, чтобы ты музыкой не занимался. А ты, дурачок, слушаешься ее. Она стерва. И тебя не понимает.

– Ну, ты-то меня понимаешь? – Он запрокинул голову, уткнувшись носом в Анжелину грудь, нависшую над его лицом.

– Конечно…

– А где ты взяла колеса?

– У меня поставщик хороший. Константин. Он сам доктор. Только чистым торгует. Попробуй… Увидишь, как ты музыку сразу почувствуешь.

– Константин? Что за Константин? – нахмурился Александр. – Ты с ним спала?

– Нет, ты что, Саш! – испугалась Анжела. – Я тебя люблю!

– Любишь? Ну ладно, давай свою хрень от доктора.

– Ты не думай, это не наркотики, я точно знаю. Это таблетка любви, она улучшает секс, с ней вся музыка гениальная написана. Только воды пить надо больше.

– Ну, какая ты умница у меня, все знаешь! – похвалил Анжелу Александр и врубил ремикс «Джорджия» на полную громкость.

Александр медленно погружался в глубину звуков. Все глубже и глубже. Звуки давили на уши, вытесняя из его головы внешний мир и заполняя ее собой. Вокруг была только музыка и больше ничего. Ему казалось, что он весь наполняется музыкой. Она внутри его. Он ее впитывает, ею дышит, она живет и движется в нём. Каждая нота, каждый такт были его кровью, его собственным пульсом.

Он слышал и чувствовал не только ноты, он слышал музыкальную подоснову, саму суть того, что написал какой-то там композитор Рей как его… Не важно… Да кто он такой! Он слышит глубже, чем композитор, музыка – это он сам! Он может писать гениальную музыку одним поворотом головы, движением пальца, жестом, мимикой, силой мысли! Да что музыка! Ему подвластна глубинная суть всего, открыт пронизывающе глубокий внутренний взгляд на всё, что происходит в нем самом. А в нем самом творится гениальное!..

Ему казалось, в него вселились все гении мира с их безумной энергией и жаждой творчества. Он жестами приветствовал их всех, а они наполняли и наполняли его своей мощью и силой. Ему нестерпимо хотелось сочинять музыку.

Он сел к пульту, пытаясь телом вписаться в великую мелодию, которая рождалась в нем прямо сейчас. Она получалась как никогда великолепной. Перемещаясь по студии, он периодически натыкался на девушку в короткой юбке с огромными сиськами, которая танцевала и извивалась. Анжела, кажется… Ее всю трясло и колотило, волосы развевались, она крутила головой и махала руками, словно мельница, и нелепо выкидывала ноги. Она двигалась совершенно не под музыку и не в такт. Александра это поначалу раздражало, но потом он перестал замечать, не только как она двигается, но и вообще…

Кажется, он только начал собирать гениальную музыку в нечто единое и вечное, как увидел, что на пол беззвучно свалился какой-то мешок. Он бы не обратил внимания, если бы случайно в этот момент не мотнул головой, поймав охренительную гармонию.

Мешок сначала дергался в конвульсиях, выкатив из блузки бежевые шары с темными кружочками и раскинув ноги. Из головы мешка, откуда-то из-под растрепанных белых волос, потекла отвратительная жидкая слизь, сначала ярко-оранжевая, потом ядовито-зеленая. Волосы прокрашивались уродливыми грязными пятнами. Потом мешок затих, некрасиво раскинув по полу части своего бесформенного тела.

Александр наблюдал эту картину равнодушно, чувствуя, как со дна океана кайфа поднимается небольшая волна брезгливости, портившая его гармонию с миром и с собой. С ней, с этой волной, надо было что-то делать. Ему никто и ничто не вправе мешать, когда он творит! Он не хочет знать, что происходит вокруг!

Александр еще немного посидел неподвижно, ожидая, что видение с уродливым мешком пройдет само, но оно не проходило. Мешок лежал в одной позе, не двигаясь и, кажется, даже не дыша. Очень некрасиво… Ему это не нравилось. Его отключающееся сознание делало последние всплески в реальность. Он вынул телефон и набрал Давида.

– Да, брат. – Голос Давида ударил по барабанным перепонкам, как гром.

– Але… – Александр еле провернул во рту огромный сухой язык.

– Что случилось? Ты где?

– Студия… кайф… фигня-я-я какая-то тут… – прохрипел он и рухнул на пульт, отключившись окончательно.

Картина, которую увидел Давид, ворвавшись в студию Александра, заставила даже его на минуту впасть в ступор. Оглушающий ритмичный бас заменял пульс двум неподвижным телам. Одно из них, мужское, словно в последнем экстазе любви обнимало пульт, другое – женское – бездыханно валялось на полу, разбросав груди, конечности и волосы, перемазанные цветной вонючей слизью.

– О господи… Только трупов мне не хватало… – поморщился Давид, наклонившись над Александром.

Александр улыбнулся, непроизвольно, как младенец, и промычал что-то из репертуара этой же возрастной группы.

– Один, кажется, жив, – сказал Давид, взяв «брата» под мышки, чтобы перетащить на диван. – Тяжелый, слон… Вечно мне достается самое вкусное. Что за планида такая? Ему трахаться, мне за ним дерьмо разгребать…

Он переложил «брата» на диван, удобно устроив его голову на подушечке, чтобы, когда тот очнется, была видна братская забота, и подошел к телу на полу. На запястье пульса он не нашел, а трогать перемазанную рвотой шею Давид побрезговал.

Он вызвал «скорую» и сел возле тела. При ближайшем рассмотрении картина представлялась еще более отвратной. Анжела лежала на боку, лицом вниз, неестественно вывернув руки и подвернув под себя одну ногу. Сиськи вывалились из декольте и приклеились друг к другу цветной жижей, как клеем. Юбка была задрана, и под ней виднелись спустившиеся чулки и сдвинутые в бок стринги. Одна половая губа была больше и красней другой, видимо, натерта трусами. Давид неожиданно для себя почувствовал возбуждение…

– Сейчас бы ее… Если бы не вонь, и знать, что не сдохла. Я много чего «фил», но точно не «некро», – сказал он сам себе.

Почему-то приятно было произносить свои мысли вслух в обществе двух бессловесных товарищей – отключившегося «брата» и размазанной по полу его подруги.

– Корпоративная, блин, секретарша, – продолжил рассуждения Давид, слегка пнув Анжелу в живот носком ботинка. – Я тебе что велел делать, дура! Я тебе спать с ним сказал, а не пичкать его всякой дрянью! Идиотка… Сдохнешь, так тебе и надо. Другую найду. Посообразительнее.

Он отошел от Анжелы, снова сел возле «брата». Александр спокойно дышал во сне. Руки были теплыми, и нос тоже. Губы только сухие. Так мама всегда проверяла, не холодно ли маленькому Давиду – целовала нос. Давид смочил губы «брата» водой и решил до приезда «скорой» немного прибраться. Бардак был ужасный. Обертки валялись где попало. От чего они и сколько этого говна было съедено, пусть врачи разбираются…