футболке и нижнем белье, он вышел по коридору в гостиную, где обнаружил маму спящей на диване при включенном телевизоре. Сквозь занавески он увидел на качелях очертания мужчины в ковбойской шляпе. Мальчик попятился и вышел из дома через заднюю дверь. Из-за угла со стороны сарая, он увидел, что в кемпере под холмом было темно. Он обогнул дом сзади, ступая босиком по бурой траве, и подобрался к Тревису сзади.

Ковбой наклонил голову в сторону Сэнди.

– Лучше к людям так не подкрадываться.

Сэнди поднялся на крыльцо и, перекинув ногу через перила, уселся на них. Увидел, что Тревис был без сапог и держал в руке сигарету. Нож лежал у него на коленях джинсов.

– Что вы тут делаете ночью? – спросил он, прижимаясь спиной к столбу.

– Тебя могу о том же спросить.

– Мама сказала, вы поранились. И еще сказала вам уезжать.

– Сказала.

– Сигареты ваши воняют.

– Это твоей мамы.

– Нет, не мамы.

– Сам у нее спроси.

Они посидели в тишине, не нарушаемой даже ветром, будто сама ночь прислушивалась к их разговору.

– Вы знаете, что у вас в кемпере что-то есть? – спросил Сэнди. – Я видел.

Тревис сделал затяг и взглянул на свой «Роудраннер».

– Оно забрало моих кроликов, – сказал Сэнди.

– Я думал, они просто сбежали, – ответил Тревис после небольшой паузы.

«Вы знаете, что никуда они не сбегали», – подумал Сэнди.

Ковбой внезапно зажал сигарету между губ и положил нож на качели. Встал и расстегнул ремень, вынул его из джинсов и снял ножны. Сунул в них нож и протянул Сэнди. Мальчик перекинул тонкую ногу через перила и, спрыгнув, пересек несколько футов, что отделяли его от ковбоя, и взял у него оружие.

– Он твой, – сказал Тревис и, надев ремень, уселся обратно на качели.

Сэнди пристально глядел на нож и ножны у себя в руках.

– Почему?

– Разве не у тебя скоро день рождения? – спросил Тревис.

Сэнди залился краской, затем высунул нож на несколько дюймов из ножен.

– Оставишь его, чтобы защитить себя и свою маму. Сделаешь?

Сэнди медленно кивнул.

– Ну что, будешь теперь помнить своего друга Тревиса?

– Я буду вас помнить.

– Говорят, что если тебе дарят нож, ты должен в ответ дать монетку. Если не дашь, то всей дружбе конец.

– У меня нет монеток, – сказал Сэнди. – Я и не одет.

– Ладно. Будешь мне должен.

Сэнди провел пальцем вдоль лезвия.

– Когда вы уедете, чудовище уйдет с вами? – спросил мальчик.

Тревис бросил окурок во двор, где тот на мгновение вспыхнул, как светлячок, а затем погас.

– О ней не беспокойся, – ответил он, глядя на кемпер. – Она моя забота.

«Она твой Роско Дженкинс», – подумал Сэнди, но вслух не сказал, потому что это, ему казалось, прозвучало бы глупо. Вместо этого он спрятал нож обратно в ножны и поднял глаза на Тревиса. Ковбой тем временем перевел взгляд на мотель, за которым все было объято тьмой, за исключением немногих теплых кружков, что отбрасывали натриевые лампы, рассеянные, будто звезды на небе.

– Когда уезжаете? – спросил Сэнди.

Тревис посмотрел на Сэнди, затем опустил глаза на свои сапоги, словно в этом его взгляде содержался ответ.

Сэнди спустился с крыльца и обогнул дом. Забежал в сарай и запер за собой дверь. Забрался под стол, на котором стояли пустые кроличьи клетки. Подтянул колени к груди и, вынув нож, принялся вонзать лезвие в землю. Он впивался им снова и снова, пока не услышал, как снаружи загрохотал «Форд», спускаясь по холму, и не увидел, как свет фар скользнул в трещину в стене сарая.

Он выбежал к углу дома и увидел, как задние фары пикапа уменьшались, удаляясь по шоссе. Он простоял так долго, пока прохладная ночь не загнала его обратно в дом.

Конни привезла их домой. Было поздно, почти полночь. Ридер был пьян.

Он не хотел напиваться, но долгий жаркий день в домике Сесила у озера сменился прохладными сумерками, а соседский разбрызгиватель так стучал по деревянному забору, что Ридеру пришли на ум летние воспоминания из детства, когда дождь барабанил по магазинчику его отца, что располагался в старом амбаре, и Ридер взял у подошедшего со стульчиком напарника свежую бутылку, а потом еще одну у его жены, и вскоре у его ног собралась гора стекла, а они с Сесилом просматривали бумаги, пока их жены сидели в прохладе крытого крыльца, которое окутывало дом спереди. Дело Стиллуэлла, собранное его доктором, двор в округе Коул, который они перекопали в поисках женщины, исчезнувшей с лица земли в 1951 году. Никакого тела там не нашли. Ридер не знал, радоваться этому или огорчаться. Наверное, и то и другое понемногу, подумал он. Они с Сесилом сидели в садовых креслах под широкими ветвями красного клена, и перед ними к небольшому причалу спускалась широкая травянистая лужайка, где на досках лежала перевернутая плоскодонка Сесила. Вдали рыбаки ловили окуня в лучах заходящего солнца.

– Кто такой Тревис Стиллуэлл? – спросил Сесил примерно за четвертой бутылкой.

– Одинокий, растерянный человек, – ответил Ридер. – Живущий призраком после того, как вернулся с войны. Во всяком случае, если основываться на том, что он рассказал мозгоправу в Уичито-Фолс.

Док все записал. Перед госпиталем Стиллуэлл четыре-пять лет слонялся по дневным работам вроде разгребания горячего асфальта на парковках рядом с мексиканцами, ночевал в съемных комнатах в Форт-Уорте, Далласе, кишащих тараканами, с потрепанной мебелью, ел хлопья с тостами, сгоревшими на вертелах из распрямленных проволочных вешалок, с подогретыми банками чили, купленными за наличные. Годами он словно пытался исчезнуть, пока от него не осталось практически пустое место. Он не водил машину, потому что столько прошагал сквозь ад войны, что доверял теперь только своим двоим. Когда он заговаривал с кем-то о войне, у него дрожали руки, поэтому говорил он редко.

«Он не говорил, – процитировал Ридер, – потому что не разговаривал».

– Вот же фигуристое дерьмо для потного старикашки с кетчупом на галстуке, – заметил Сесил.

Солнце село. В полях стрекотали сверчки, в камышах квакал хор лягушек.

Всюду вокруг озера загорелся свет.

В итоге – только пустота, сказал Ридер Сесилу. Какое-то дурное семя, посаженное глубоко в него, когда он был еще мальчишкой. И он всегда его чувствовал. Знал, что оно присутствует. Как дефект в древесине. Искривление, свищ. Изъян, который разрушал все целиком и от которого нельзя было никак избавиться.

– Фигуристое дерьмо, – повторил Сесил.

– Я тебе когда-нибудь рассказывал, – спросил Ридер у Конни, очнувшись ото сна на пассажирском сиденье пикапа, когда за окном «Шевроле» мелькали огни Уэйко, – что я продал отцовские инструменты?

Конни