поженить, потому что кой-какие фрейлины начали быстро толстеть. Но все остались довольны. А вот женские делегации - а в соответствии с правилами молений, епископессу с дворянками держат подальше от мужчин - женщинам пришлось тяжело. Скучно им стало - сил нет. Моление продолжалось две луны, а им даже на бал идти нельзя было. Мой Огюст... А ты здесь откуда?!

Огюст, жених Беллы, подошел сзади и раскланялся, говоря:

- А я с Гироном тебя искал, и мы сюда подъехали.

- Очень хорошо, милый, - радостно сказала Белла, - сейчас мы по магазинам пойдем за бельем и обувью для Альты, а потом поедем в хороший ресторан и отдохнем. Заканчиваю...

И она перевела дух.

- Но именно заканчивай, - вмешался я. - Ладно уж, рассказывай про принцессу, и едем дальше.

- Ладно, Сер. Огюст считал, да и сейчас считает, что мужики-паломники не просыхали от вина, и им было легче. Ему виднее, поскольку это он им провозил вино контрабандой. Ну а девушкам не вино, а танцы и веселье подавай, а вот этого не было. Представитель при храмах взмолился его величеству, что девушки его пилят от скуки. Король приказал развеселить дворянок обществом молодых дворян. А мы тут к войне готовимся, молодые дворяне по полкам разъезжаются. Тогда его величество приказал человек десять светских львов вытянуть из армии обратно дней на двадцать. Тут загребли и Сергера, он как раз для своего полка то ли лошадей закупал, то ли сено заготовлял, как молодой офицер.

- Лошадей закупал, - спокойно сказал я.

- Точно, лошадей. Когда приехал из полка, ты остановился у нас на вечер и сказал: я таких кобыл присмотрел для строя, только бы их и брать, а мне тут дворянок с молений дают. А в полку молельщицы не нужны, там кобылы нужны, в крайнем случае маркитантки или санитарки. Мой отец долго смеялся, когда ты издевался над своей миссией.

- Естественно, - отпарировал я. - Тут война на носу, а мне штатских женщин из нейтральных стран подсовывают.

- Вот-вот, - продолжала Белла, переходя на тон баллады. - И прикрепили тебя к делегации Зарента. И возил ты их в свободное от молений время по всему городу. Показывал им галереи, прекрасные храмы и дворцы, королевские парки. Водил по народным праздникам в преддверии войны, угощал за королевский счет вкусной едой в особенных ресторанах. Катал на королевской яхте. Показывал парадные военные учения и не показывал секретных военных учений. Рисовал их - тут твоя любовь к искусству сказалась, конечно. Остальные дворяне тоже не зевали, так что иной раз утром всех паломниц еле-еле на утреннее моление поднимали. А дворян из келий дворяночек под утро выпирали, чтобы епископесса не видела. Но она, конечно, увидела, и, по слухам, ты ей сказал: матушка, ребята скоро на фронт пойдут, под пушки, и не все вернутся, а ваши девушки самые родовитые и славные в мире. Неужели вы лишите ваших дворянок общения с будущими героями, а цвет нашей молодежи - последнего утешения? И епископесса уронила слезу, и согласилась с честным Сергером. И только сказала: во всем вы правы, доблестный Сергер, и не сомневаюсь я, что станете героем. Идите к своим славным молодцам, а перед этим уберите руку с моей груди. Помните, граф, что я впятеро старше вас. Если бы я была бы только втрое старше вас, я безусловно пошла бы навстречу вашим знакам внимания, но я впятеро старше, и не боюсь вам в этом признаться. И мужчины меня уже лет двадцать не интересуют. Так что убирайте губы с моего плеча и катитесь отсюда с миром. Сегодня это у вас не выйдет. А займитесь лучше моей самой грустной дворянкой.

- Выдумки, - спокойно сказал я. - Не лапал я епископессу. Успокаивать успокаивал, как ребята просили, но не приставал. И она мне сказала, что мужиками уже лет двадцать не интересуется - только потому, что я на ее ноги тогда загляделся. А ноги, кстати, ничего были. А вот Нару она мне сама подсунула, ибо не ведала что творила.

- Точно. Наврали о тебе много. Безусловно, епископессе ты рясу не задирал, на такое даже твоего нахальства тогда не хватило бы. А задрал ты рясу ее монахине-секретарше тридцати лет от роду. И епископесса узнала, и задумала отомстить, ибо приревновала к секретарше - в хорошем смысле, конечно. И в нехорошем тоже. Потому что ты сгоряча сказал епископессе, что вас интересует одна и та же женщина. И она согласилась, и сказала, что эта женщина ей принадлежит, а ты ее хрен получишь. А ты сказал - ладно, попробуем второй раз, а один раз уже вышло. И она рассмеялась, но твои слова запомнила.

- А ты откуда знаешь про эту перепалку? - поразился я. - Даже Нара не знала.

- Не знала, потому что секретарша была женщина сдержанная.

- Ты думаешь? - пробормотал я. Сразу вспомнилось, как монахиня-секретарша исцарапала мне ночью спину в порывах страсти.

- Да, я так думаю. Потому что она после первого раза закрыла отношения с тобой и потом целую луну отмаливала грех, а во-вторых, не сдала, когда тебя притиснули к Наре. Она мне сама об этом сказала.

- А тебя, наш красавец, послали к скучающей Наре - самой скучной, самой немодно одетой, самой неинтересной дворянке во всей делегации.

Все сдерживали смех, и Альта тоже. Никакого признака ревности не было на ее лице.

- Ну, и ты взялся за дело, - продолжала Белла с воодушевлением. - Рисовал ее на восходе и на закате. До голой натуры, правда, дело тогда не дошло, но один набросок Нары у нас дома остался, - ты сам попросил меня спрятать его в пьяном виде, когда героически уматывал на фронт от Нары. Обсуждали поэзию. Выяснилось, что у вас похожие вкусы. Она читала тебе стихи вслух. У меня и прочих наблюдателей сложилось впечатление, что ты ей очень понравился, а она тебе вроде бы понравилась, а может и нет. Вы слушали редких птиц на рассвете - правда, кое-кто знал, что Нара из тебя согласие на поход к птицам дней пять выбивала. Вы слушали редкие мадригалы в исполнении хороших музыкантов - она заставляла тебя организовывать концерты. Нара брала тебя на буксир сразу после утреннего моления, и до вечернего моления ты был занят только ею. И никто из юных и красивых дворянок не протестовал, вот только лица