— А чего это мы ждем? Решил костюмчик постирать?

Ведерников отозвался не сразу. Он только что обнаружил, что по причине жаркой погоды белье его избранница игнорирует напрочь, ягодицы у нее округлые, но с ямочками, а на левой груди имеется родинка, и, неровно задышав, он проглотил обильную слюну:

— Я мигом, — одолел некстати подкатившую эрекцию, скинул прямо на пол шикарный тысячебаксовый костюм и, обхватив левой рукой Зоечку, а правой объемистый лопатник, двинул в сказочную страну «Амазонию», где, к слову сказать, без наличности делать было нечего. Скоро остался позади длинный, выполненный в виде грота предбанник, в ноздри шибануло влажной прелью тропического леса, и, увернувшись от внезапно проснувшегося гейзера, парочка в восхищении замерла.

Да, деньги здесь драли не зря. В центре павильона был устроен водопад, и, с грохотом сбегая по отвесным скалам, он превращался в тихий, с удобным пляжем речной затон, на дальнем берегу которого виднелись девственные джунгли и раздавались дикие, на редкость экзотические крики. Именно так, говорят, рыдает павиан, пожираемый заживо ягуаром.

Справа от песчаной косы, там, где начинались непроходимые заросли буша, расположилась на поляне туземная деревушка — с пяток построенных из прутьев и травы небольших хижин, и стоны, доносившиеся из них, заглушали крики хищников. Это лишенные одежд и каких-либо претензий девушки делали всем желающим эротический тайский массаж. Кондиционеры струили в воздух тропическое марево, светотехнические установки неотличимо изображали ночь на Амазонке, и в целом зрелище трогало до оргазма — именно так Зоечка и выразилась.

Несмотря на позднее время, любителей экзотики было хоть отбавляй. Звонко повизгивая, скользили с водных горок на задах румяные от выпитого барышни. Их спутники, волосатые местами россияне, с цепями толщиной в член, грузно сигали с «тарзанки» и, вынырнув-таки, орали от восторга громким матом. Кое-кто просто лежал на песочке, вусмерть ужравшись французским шампанским, а у дальнего берега, там, где изредка всплывали камуфляжные крокодилы, сожительствовали стоя романтики полового акта, и пьяные их крики заглушали стоны горемычного павиана.

— Вода, как моча, теплая. — Ведерников положил бумажник на видное место и, не спуская с него глаз, начал заходить в речные просторы. — Ты со мной или лопатник возьмешь под охрану?

Он напоминал со спины шкаф, и, оценив ширину его плеч, Зоечка прикинула: «Наверняка под центнер, надо подумать насчет позиции. Да только хоть на уши встань, проку от него как от кролика… Жизнью проверено: чем амбалистей мужик, тем кончает быстрее. Права народная мудрость: мал золотник, да долго».

— Иди, я потом. — Она махнула кавалеру рукой, отчего ее упругая грудь заколыхалась, и, чтобы хоть как-то ослабить напряжение, Ведерников рванул по-собачьи к дальнему берегу. «Погоди, я тебе засажу по самые волосатые…» Закончив заплыв, он с шумом выбрался на берег и, ощущая на всех своих членах восхищенные женские взгляды, плюхнулся на песок рядом с избранницей.

— Здорово, вылезать не хочется!

— Чего ж тогда вылез? — Зоечке вдруг захотелось спать, и, чтобы развеять дрему, она зашла по копчик в реку. — Здорово, говоришь?

Вообще-то ко всем закрытым водоемам она питала чувство отвращения, возникшее в ее душе как результат недавнего вояжа в Японию. Помнится, как-то раз на Невском случай свел ее с капиталистом из Киото — в очках, морщинистым как гриб, но денег — куры не клюют, и в койке очень даже ничего себе. А главное, вдовец. Любовь-морковь, часики с бриллиантами и горячее желание с его стороны жить семьей в Стране восходящего солнца. А она дура, что ли: ах, дорогой, я ждала тебя всю свою жизнь. Рванули в Киото, и вот во время ритуального купания Зоечка возьми да и пописай в священный водоем предков, — что такого, ведь столько подогретого саке и пива было выпито, а золотые рыбки небось не издохнут! Однако тут же вода вокруг нее окрасилась в радикально-красный цвет, — видимо, сволочи-предки что-то в нее намешали, и любовь сразу закончилась. «Та, которая ссыт в священный бассейн, способна нагадить в душу и матерью моих детей быть не может», — сказал тогда желторожий капиталист и купил Зоечке обратный билет экономического класса.

«У, паразит узкоглазый. — Помотав головой, чтобы отогнать воспоминания, купальщица зашла в реку по пояс и натурально, очень по-бабьи, присев, медленно поплыла вдоль пляжа. — Не соврал, теплая, как моча». Вылезла, рассчитанным жестом, чтобы все посмотрели на нее, выжала волосы и томной походкой от бедра подошла к Ведерникову:

— Тебе выпить не хочется, дорогой?

Бар располагался неподалеку, в просторной, обмазанной глиной хижине и был устроен на славу. Царил полумрак, негромко играла музыка, а воздух был наполнен благоуханием сандалового дыма. В центре заведения находилась клетка, внутри которой стоял за стойкой обряженный самцом-гориллой бармен и бойко разливал из шейкера умопомрачительные коктейли. Укротительница зверя, она же посудомойщица, была стройна, мила и одета в мини-юбку из трав, без труда позволявшую рассмотреть знак качества на ее бритом лобке.

— «Плевок черной мамбы», пожалуйста, два раза. — Ведерников протянул деньги, горилла цепко взяла их на лапу, пробила чек и, по-обезьяньи ловко смешав чуть-чуть рома, много коньячного спирта и щепотку перца с разбавленным соком манго, принялась трясти шейкером: «Хур-хур-хур». Плюхнула в стаканы ледяные глыбы, сверху плеснула мутную, с пронзительным запахом жидкость и, облагородив композицию ломтиком ананаса, голосом Семена Натановича Бриля от всей души пожелала:

— На здоровье.

Действительно, это был аксакал прилавка собственной персоной. Злая судьбина загнала его на старости лет в обезьянью шкуру и заставила работать в ночную смену. Тело Семена Натановича, чуть менее шерстистое, чем у натуральной гориллы, исходило потом и нестерпимо чесалось, походы по нужде являли жуткую проблему, однако самое тяжелое заключалось в другом. Уж больно аксакалу нравилась его посудомойщица Маруся, и, постоянно пребывая в напряжении, он натирал свои интимные места о грубую изнанку обезьяньей шкуры. Решить же кардинально половой вопрос было никак нельзя — барменову помощницу брал на конус сам директор, и бедный Семен Натанович безропотно нес свой крест. Ну что поделать, говорят, Бог терпел и нам велел.

Между тем Ведерников с Зоечкой выкушали по «Плевку черной мамбы» и, сразу же расхотев пить что-нибудь еще, решили отправиться баиньки — собрали вещички и двинули в свое бунгало, причем в преддверии райского блаженства Андрей Петрович летел на бреющем как на крыльях. И вот желанный миг настал, свершилось. Ведерников изобразил протяженный коитус, Зоечка — бурный оргазм, и скоро Морфей обнял их своими крыльями, — ничего странного, в большинстве своем все постановки в койке нынче одноактны. О присыпанном жмуре никто даже и не вспомнил — было не до того.

— Тебя как, с вазелином или без?

— Да уж лучше с вазелином!

— Эй, Вазелин, заходи, дорогой…