Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слова застревают у меня в горле. Не уверена, что смогу теперь вымолвить обыкновенное «доброе утро», зная, каковы его руки на ощупь у меня между ног. Зная, как он выглядит на грани оргазма. Как правильно вести себя на следующий день после секса с псевдобывшим, который записывает вместе с тобой радиопередачу? Серьезно, хотела бы я послушать подкаст об этом.
Доминик не смотрит на меня, и это дает мне возможность подглядеть за тем, как он разбирает вещи. Сегодня он гладко выбрит и одет в красную клетчатую рубашку и черные джинсы. Это же ненормально – то, что я издалека, через целый стол, чувствую запах его мыла? И я знаю, что со мной что-то не так, ведь меня не раздражает даже подбрасывание резинового мячика.
Он сам сказал, что не знает, как поддерживать «несерьезные» отношения; может быть, он и сам понятия не имеет, как поступить в этой ситуации.
Даже если ничего из того, что произошло в субботу, не было несерьезным.
Я изо всех стараюсь сосредоточиться на списке дел на понедельник, вместо того чтобы снова представлять его пальцы на своей коже. В десять утра мы в качестве гостей участвуем в записи подкаста «Спасибо, ненавижу», ведущие которого, стендаперши Одри и Майя – лучшие подруги, обсуждающие взрослую жизнь и дейтинг-культуру миллениалов. Они весьма популярны и в следующем году собираются опубликовать книгу. Я была вне себя от радости, когда их продюсер списался с Рути на прошлой неделе, но сегодня с трудом заставляю себя сосредоточиться на интервью.
Рути подготавливает комнату А. К счастью, с Одри и Майей легко болтать – пускай я и напрягаюсь, когда Одри представляет нас как «любимых бывших всея Америки».
Не понимаю, какими стали наши с Домиником отношения за выходные (менее или более неловкими), но нам удается много раз их рассмешить. Когда интервью подходит к концу, я уже забыла все, о чем говорила.
По окончании записи Кент ждет нас в коридоре.
– Отлично, просто отлично, – говорит он. – Это именно то, о чем я говорил. Вы вели себя гораздо естественнее. Выходные вдали творят чудеса, ага?
Действительно «ага».
– Наверное. Спасибо, – говорю я, а затем, поскольку Кент в хорошем расположении духа, решаю еще раз кое-что попробовать. ЧБСЗБМ, напоминаю я себе, когда боюсь струсить, и меньше робею. – Хотела кое-что с вами обсудить.
– Конечно, – говорит он, бросая взгляд на часы. – Но у меня только пара минут.
Я остро ощущаю присутствие Доминика рядом и уверена, что мое лицо сейчас того же цвета, что его рубашка.
– Выпуск о го́ре. Знаю, подняла эту тему на прошлой неделе в неподходящее время, но она очень важна для меня, и я считаю, что мы могли бы многого добиться.
Он почти сразу же становится неприступным.
– Я думал, мы уже обсудили это.
– Немного, но я думала о выпуске, и…
– Это неправильное направление для передачи, – говорит Кент, перебивая меня. – Слишком мрачно. А надо бы полегче да повеселее. Дом, ты ведь со мной согласен, да?
– Вообще-то нет, – говорит Доминик, распрямляясь в полный рост и становясь гораздо выше Кента. – Я думаю, материал вышел бы отличный. И я вовсе не считаю, что нам нужно ограничивать себя.
Кент постукивает по подбородку, ненадолго погружаясь в размышления. Мне слишком жарко в пиджаке, и я не понимаю, куда движется этот разговор.
– Что ж, я доверяю тебе, – наконец говорит он Доминику. – Доверяю вам обоим. Вперед, к новым свершениям.
Кент исчезает в коридоре, а я все еще не могу поднять челюсть с пола.
– Ты… ты ведь понимаешь, что сейчас произошло? – выдавливаю я. Еще один пример из учебника Кента О’Грэйди по мизогинии. Теперь я как никогда уверена, что в этом все дело.
– Вот же пиздюк, – говорит он себе под нос.
Я сдерживаю смех.
– Спасибо, – говорю я ему, – за то, что вступился.
– Выпуск будет отличным.
Я собираюсь вернуться за стол, но то, что он говорит дальше, замораживает меня на месте.
– По-моему, мы на выходных, э, случайно перепутали зарядные устройства, – говорит он, бегая глазами по коридору, как бы убеждаясь, что мы одни. – Заедешь сегодня вечером, чтобы обменяться?
Должно быть, я не заметила.
– Конечно, или можем сделать это завтра на работе.
– Оно мне нужно сегодня. – Он подходит ближе и протягивает руку, чтобы пройтись по моему бедру большим пальцем. Его голос падает на октаву. – Или ты хочешь, чтобы я сказал, как сильно хочу тебя увидеть?
– Почему бы и нет, – говорю я, сдерживая ухмылку. Даже если это плохо замаскированное приглашение потрахаться, я не против. Мне нужно побыть с ним наедине – этого требует каждая клетка моего тела. – Но только в том случае, если ты именно это имеешь в виду.
Он фыркает.
– Увидимся вечером.
В квартире Доминика дивный запах.
– Добро пожаловать, – говорит он, придерживая дверь. Он сменил рабочую рубашку на мягкую из фланели, с закатанными рукавами (святые предплечья, ну просто Бэтмен), а джинсы низко висят на бедрах.
Я снимаю куртку и выскальзываю из ботильонов, пытаясь исподтишка изучить его квартиру. Эстетику интерьера я бы обозначила как «ИКЕА-шик, но со вкусом»: чистая белая мебель, несколько суккулентов на кофейном столике в гостиной и торшер в виде фонаря – такие в какой-то момент бывали у каждого в квартире.
Я показываю зарядное.
– Принесла, – говорю я. – Но сдается мне, оно тебе не нужно?
– А я не слишком-то изящен, да?
– Ну, я здесь, так что я бы назвала это победой.
Когда мы вместе проходим на кухню, его пальцы касаются моей поясницы. То, что со мной делают его маленькие прикосновения, нужно запретить на законодательном уровне.
С потолка свисают чугунные сковородки.
– Вчера вечером я восстановил сковородки, которые мы купили на выходных, – говорит он. – И одна из них вот тут. – Он жестом указывает на духовку.
– Пицца?
– Лучшая пицца в твоей жизни, – поправляет он.
– Значительный прогресс по сравнению с кармашком.
Он пожимает плечами.
– Для себя мне готовить неинтересно. И я решил, что в долгу перед тобой после инцидента с пастой.
Кажется, это свидание. Это не должно быть свиданием.
– Ага. То есть этот должок и твое зарядное – единственные причины, по которым я здесь?
Он розовеет.
– Пицца почти готова. Можно мы сперва поедим, а потом все обсудим? Мне не хотелось это делать на работе.
– Конечно, – говорю я, но комок страха тяжелеет у меня внутри. После ужина он мягко объяснит мне, что то, что произошло между нами в выходные, повториться не может, а я буду так очарована пиццей, что не стану возражать. Такой у него, должно быть, план.