чем десяти гектарах, был вырыт большой пруд, где Курт удил рыбу и держал яхту. По протоке, соединявшей пруд с Саргассовым морем (часть Атлантики), молодой отпрыск старинного прусского рода выходил в открытый океан и совершал прогулки на Кубу.

Гретхен была на седьмом небе от счастья. Новый поклонник был не просто находкой — это был клад! Она так разволновалась, что чуть было не позвонила Шелленбергу в Берлин, но вовремя спохватилась и прямо из апартаментов Курта набрала номер телефона Карло.

Рассказала, где находится, и какие преимущества сулит ей брак с Куртом. Карло отреагировал мгновенно: «Пригласи жениха в Париж для знакомства с дядей Шульцем». Под этим псевдонимом выступал Вальтер Шелленберг.

Курту, присутствовавшему при разговоре, Гретхен пояснила, что сама не может принять решение, поэтому советуется со своим дядей-опекуном.

— Ну и что сказал дядя? — в голосе жениха звучало беспокойство.

— Дядя приглашает тебя в Париж… Хочет познакомиться с тобой…

— Когда заканчиваются гастроли твоего мужа в Штатах?

— Через неделю…

— Я немедленно отплываю в Европу, чтобы встретиться с твоим дядей! Как мне его найти?

Гретхен подала Курту свою визитную карточку:

— Позвонишь мне, и я организую встречу… А сейчас, дорогой Курт, отвези меня обратно в Майами. Концерт уже закончился, и Морис, не найдя меня в гостинице, уже наверняка присосался к бутылке…

Нет, я больше не могу так жить! — в глазах Гретхен блеснули слезы, и она припала к груди Курта. — Как хорошо, что судьба послала мне тебя, моего тевтонского рыцаря…

…Гретхен нисколько не преувеличивала.

Действительно, Морис Шевалье за год гастролей в Штатах настолько пристрастился к спиртному, что каждый рабочий день начинал с бутылки своего любимого французского коньяка «Remi Martin», им же и заканчивал. На случай, если бы ему захотелось сделать пару глотков ночью, под кроватью он держал «контрольную» бутылку. И это не считая тех коктейлей и виски, что ему приходилось выпивать в ходе богемных тусовок, устраиваемых каждый вечер его импресарио.

В Вашингтоне, где на его концерте должен был присутствовать президент США Рузвельт, с Шевалье едва не случился конфуз. Хватив лишку, он заснул в гримерной. Потребовалось полфлакона нашатырного спирта, чтобы привести шансонье в «боевое состояние» и под руки вывести на сцену.

Положение спасла задержка президента, иначе скандал был бы Вселенский, ибо вездесущие репортеры уже пронюхали о пристрастии Шевалье к спиртному и только ждали случая, чтобы снять корону с «короля-лягушатника парижских бульваров» — такое прозвище присвоили Шевалье американские папарацци.

…Накачавшись коньяка и виски, Морис становился агрессивным: скандалил с импресарио, с администрацией гостиниц, в присутствии Гретхен вызывал в номер сразу нескольких проституток, настаивая, чтобы она участвовала в оргиях.

Когда однажды Шевалье, изрядно набравшись, поколотил ее, Гретхен поняла, что любви и совместной жизни пришел конец. Она позвонила Карло и, рассказав о своих перипетиях, спросила, как ей быть: уехать в Европу, или продолжать играть роль любящей жены?

Связник безапелляционно заявил:

«Девочка, ты находишься в служебной командировке, поэтому потерпи до окончания гастролей. Вернешься в Европу, посоветуешься с дядей Шульцем, как жить дальше. Я лишь могу сочувствовать, но не принимать решений…

Крепись! Я и дядя Шульц очень любим тебя и ценим твое умение преодолевать невзгоды и трудности… Запомни парижский телефон дяди, позвонишь ему по возвращении. Да хранит тебя Господь!»

* * *

Вернувшись в Париж, Гретхен немедленно встретилась с Шелленбергом. Про себя она отметила, что он по-прежнему влюблен в нее, хотя и старается сохранять пафос дистанции. Ничего не поделаешь. Он ведь — дядя «Шульц», а она всего лишь его племянница «Herz».

Впрочем, такой характер отношений у Рицлер не вызывал чувства отчуждения к своему оператору. Природный ум подсказывал ей, что у каждого человека в жизни свое место и предназначение. Кто-то рожден быть начальником, кто-то — подчиненным. Однако, благодаря такту и деликатности Шелленберга, Гретхен подчиненной себя не чувствовала.

…Шелленберг поблагодарил Гретхен за «плодотворную работу во благо Фатерлянда», в установлении «дружеских» связей с американскими банкирами, политиками и воротилами бизнеса.

— Я понимаю, чего тебе это стоило, Гретхен, но работа есть работа… Пройдет совсем немного времени, и Германии пригодятся все твои американские друзья, поверь мне на слово. А сейчас тебе надо отдохнуть! Как насчет Лазурного Берега? Или ты хочешь покататься на лыжах в швейцарских Альпах? Выбирай!

— Вальтер, а почему вы не спрашиваете о моей супружеской жизни?

— По одной простой причине, — моментально отреагировал Шелленберг, — чтобы не бередить тебе рану, девочка… Мне кажется, что Шевалье уже исчерпал себя и как любовник, и как муж, и… как звезда эстрады. Он — законченный алкоголик! С каждым днем тебе будет всё труднее с ним… Так что думай и принимай решение сама — я могу лишь советовать…

«Они что? Сговорились с Карло?! Тот может лишь СОчувствовать, этот только СОветовать! А решение должна принимать я сама?!»

Будто читая мысли Гретхен, Шелленберг, вложив в интонации максимум теплоты и участия, тихо произнес:

— Вообще-то, мне кажется, что ты уже созрела для следующего замужества, ибо жизнь с Морисом стала для тебя в тягость… Твой потенциальный жених в Париже?

— Думаю, да… Я не стала дожидаться его звонка, а хотела знать ваше мнение, Вальтер…

— Умница! Твои слова звучат как похвала мне…

— Я что-то не понимаю вас, Вальтер!

— Я хотел сказать, что не ошибся в тебе. А что касается Курта, то тебе н а д о выйти за него замуж и стать гражданкой Соединенных Штатов. Нас с тобой, да и всю Германию, ждут великие дела!

Ну да ладно, это — всё в будущем. Давай-ка займемся настоящим. Как только объявится Курт, назначь ему свидание и сразу же уезжайте либо в Альпы, либо на Лазурный берег…

— А как же встреча с моим дядей? Курт ведь приехал в Париж для того, чтобы просить его благословения…

— Дядя неожиданно попал в больницу и выпишется только через неделю, ну, две… Как раз к вашему возвращению из свадебного путешествия… Вот тогда-то я с ним и поговорю… Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Понимаю…

— Тогда действуй, mein Herz! И постоянно держи меня в курсе… всего. Мой берлинский телефон ты знаешь, позвонишь накануне возвращения в Париж…

Да, вот еще! Сразу выезжать в Штаты не соглашайся. Сошлись на то, что дядя нуждается в уходе… Да и чувство Курта ты хотела бы проверить… В общем, девочка, не мне быть тебе наставником в амурных делах!

Шелленберг поднялся и, протягивая Гретхен конверт, щелкнул каблуками.

— Что это?

— Это пятьдесят тысяч франков… На карманные расходы…

— На карманные?! Да это же целое