С другой стороны, жаль было использовать такое богатое тело не по прямому назначению, а в оперативных целях.

«Главное, — сделал умозаключение Петр, — чтобы не погасла искра, вспыхнувшая между нами на Будапестштрассе, надо как можно скорее уложить немку в постель, а там от тела перейти к делу: попытаться дополнить интим оперативными заданиями — добычей через Грету информации об американцах и иже с ними…»

* * *

Как обманутый собственной невестой жених без оглядки бросается в омут бесшабашного загула, так Попов, сменив внутреннюю неудовлетворенность собой и своими коллегами на привязанность к Грете, стал посвящать ей всё свободное время.

Она для него значила больше, чем поглотитель нерастраченной мужской энергии. Ламсдорф стала живительным пластырем на кровоточащей ране его тщеславия, иллюзорным щитом, за которым Пётр прятался от собственных комплексов ущербности и мнимой несправедливости со стороны начальника и коллег.

…К началу второго полугодия пребывания подполковника Попова в Вене всё более очевидной для начальства становилась его профессиональная несостоятельность, его неспособность быть оперативным сотрудником.

Глава резидентуры, пытаясь наставить его на путь истинный, как-то наставительно сказал ему:

«Пётр Семёнович, поймите, если вы не проводите вербовок агентов или не предлагаете каких-то операций, ваша характеристика в лучшем случае будет вежливо-уклончивой и вы не получите повышения по службе. Но если вам всё это будет удаваться, о вас сложится мнение как об активном опере, и вам будет гарантировано быстрое продвижение по служебной лестнице… Действуйте, наступайте, активизируйте работу!»

Однако слова шефа не произвели на Попова впечатления, свои неудачи в работе он по-прежнему относил на счет завышенных требований к нему «резака» и козней коллег.

…Вследствие непрекращающихся неурядиц на службе Пётр утратил ценнейший дар жизни — оптимизм.

Просыпаясь среди ночи от тревожного сердцебиения, он силился и не мог отогнать от себя черные мысли. В бессилии, в бешенстве курил папиросу за папиросой, придумывая фантастические планы вербовок и захвата секретов противника, а также кровожадные прожекты мести своим коллегам и генералу-резиденту…

Отчуждение между Поповым и офицерами резидентуры нарастало. Чем дальше он дистанцировался от соотечественников, тем ближе и роднее становилась ему Грета, без которой он теперь не мыслил своего существования. Она для Петра поистине была наркозом от реальности.

А он, однажды отведав из чаши греха, стал пить полными глотками, будто торопясь наверстать некогда упущенное.

«Майн либе Питер, я иметь чувство, что я зашла за тобой замуж», — щебетала Ламсдорф, подливая масла в огонь его страсти.

По ее настоянию Попов снял для свиданий роскошную квартиру в старой части Вены, которую технари Джорджа Кайзвальтера тут же превратили в «студию звукозаписи и фотоателье», чтобы собранную о русском разведчике информацию затем докладывать руководству ЦРУ.

И, надо сказать, добытые данные произвели фурор в Лэнгли.

* * *

Анализируя материалы, собранные в течение двух месяцев общения Попова с Ламсдорф, Кайзвальтер пришел к выводу, что «новобранец» — так в ЦРУ называли оперативных сотрудников КГБ и ГРУ, которых собирались привлечь к негласному сотрудничеству в пользу США, — «созрел» для вербовки, то есть психологически готов работать против советской Системы.

Умозаключение церэушник сделал, основываясь на непроизвольных речевых высказываниях Попова, которого в процессе свиданий Гретхен усердно поила водкой, подмешивая в нее «сыворотку истины», — нейролептик, отключающий мозговые центры самоконтроля человека.

Приняв очередную дозу «сыворотки истины», Пётр менялся на глазах — от хвастуна-фронтовика не оставалось и следа. Забыв об офицерской чести и о мужском достоинстве, Попов начинал слезливо жаловаться возлюбленной на свою опостылевшую жизнь, на свое одиночество; на злую стаю волков — коллектив офицеров резидентуры, которых он люто ненавидел.

Просил прощения за то, что скрыл от возлюбленной свое семейное положение: наличие жены и двух малолетних детей, а также свою принадлежность к разведке.

Плакался на безденежье, которое толкает его похищать мелкие суммы из оперативной кассы, предназначенной для оплаты осведомителей.

…Кайзвальтер понял, что «плод созрел» и достаточно легкой встряски, чтобы он упал в корзину.

Глава шестнадцатая

Не всё коту масленница…

В один прекрасный день Грета сообщила «возлюбленному», что врачи обнаружили у нее внематочную беременность. Надо безотлагательно провести хирургическое вмешательство — операцию. Промедление ставит под угрозу ее жизнь. При этом она мимоходом назвала сумму, в которую обойдется операция и пребывание в клинике.

Попов, всегда во время свиданий с Гретой пребывавший в безмятежном состоянии Емели-дурочка, не придал значения словам возлюбленной и лишь из праздного любопытства поинтересовался, где она возьмет деньги. Женщина с улыбкой ответила:

— Майн либе Питер, ти спросить, где брать деньги Я? Почьему Я, а не Ми? Ми дьелать дети вмьесте, а платить будьет Грета?!

Скряга по натуре, Попов не мог смириться с потерей названной суммы, равной его полугодовому содержанию. Он долго и вяло сопротивлялся, приводя различные доводы.

В итоге, запутавшись в доказательствах собственной непричастности к беременности Греты, неожиданно брякнул, что не уверен, от него ли ребенок.

…Сливообразные глаза Греты медленно наполнялись слезами, и к концу монолога «возлюбленного» водопад хлынул сквозь ресницы. Наконец, взяв себя в руки, она с немецкой методичностью произнесла:

— Ти есть нехороший русский мужичишка! Ти есть тряпка! Ми идти доктор, делать анализ…

При этих словах до Попова наконец дошло, что если он не найдет выхода из создавшейся ситуации, ему, очень даже может быть, придется отвечать по всем пунктам обвинения. И за регулярные посещения площади Оперного театра, и за связь с немкой. А теперь еще и за ребенка…

«Черт побери, раз в жизни удалось поймать Фортуну за подол. Да какой там подол — я схватил ее в охапку! В охапку схватил красавицу, в охапку! Да посреди улицы, да так крепко прижал, что она оторваться от меня не может до сих пор… А поцелуи? Чего стоят одни поцелуи!..

Черт, всё ж. ой накрылось! Нет-нет, надо сейчас же придумать, где найти деньги. Немедленно!»

— Прости, любимая, я погорячился… Но я действительно не знаю, где взять столько денег… Сразу… Может, в клинике сделают аборт в рассрочку?

Ламсдорф бесстрастно пояснила ему, что так же, как аборт не делают по частям — так и платить надо сразу. И, подводя итог непредвиденным дебатам, она менторским тоном огласила возлюбленному вердикт, суть которого сводилась к тому, что уж если ты собираешься жить не по средствам, то их, как минимум, надо иметь…

— Я всё понял! Но где взять столько денег?

— Русский разведка — богатый разведка…

— Да ты спятила, девочка! Я что же, попрошу взаймы у резидента?

— Майн либе Питер, — Грета одной рукой притянула Попова к