– Мистер Кабонго, – послышалось снаружи, – есть пара минут? – Дверь приоткрылась, из-за нее высунулась голова миссис Сандермейер. Затем она вошла. Ее визит удивил меня и в то же время не удивил совсем.

– Конечно, – ответил я. Она подошла и встала перед моим столом.

– Вам удалось сходить на финальную игру по баскетболу? – спросила она.

– Нет, не удалось, – ответил я, не называя причины, но она все поняла.

– К несчастью, мы проиграли. – Она замолкла и натянуто улыбнулась. – В любом случае, я зашла пожелать вам всего наилучшего в дальнейшем пути. – Голос ее как-то задубел.

– Спасибо.

– Я, э, надеюсь, вы не опустите руки и рано или поздно найдете то, что вам по душе. Вы изменили к лучшему жизнь многих детей, и я думаю, на этом не остановитесь.

– Спасибо. Думаю, все же остановлюсь.

Миссис Сандермейер присела на стол, слегка расслабившись.

– Знаете, мистер Кабонго… Майкл, если не против, – она замолчала на секунду. – Я выгляжу так, будто только о работе и думаю все время. Но это не так. Восемнадцать лет назад у меня обнаружили рак. Я тогда только вышла замуж и родила дочку. Моя жизнь была близкой к идеалу, а потом в один миг все обрушилось. Друзья, семья, мой муж – все очень меня поддерживали, говорили быть сильной, бороться, что я смогу победить болезнь.

А я не хотела. Я сложила оружие, даже не начав дуэль. Но несмотря на то что я сдалась этому монстру, что-то внутри меня хотело сражаться. И я победила рак. Как – не знаю. И почему, тоже. Но помню, как не хотела бороться, и это дало мне урок: сколько бы мы ни твердили, что хотим чего-то, правдой это не становится. Иногда лучше прислушаться к тишине, нежели к голоску у себя в голове. – Миссис Сандермейер встала со стола и пошла к двери. –  Спасти всех не получится, Майкл. Жизнь не так устроена. Надо найти одного-двух людей, о ком ты искренне беспокоишься, кого искренне любишь, и отдаться им всей душой. Иногда таким человеком можешь быть ты сам. Остальное наладится.

Уходя, она обернулась в последний раз и посмотрела на меня с сочувствием и пониманием, это было совсем на нее не похоже. Мы стали чуточку ближе, но слишком поздно, а разрыв был слишком велик.

Я выключил компьютер, задвинул стул, взял коробку и вышел из кабинета. Шел по мрачным, тускло освещенным коридорам. Я дошел до ворот, начался ливень. Я обернулся на высокое школьное здание, собрание ускользающих в прошлое воспоминаний, которые уже не оживут в воображении. Развернулся и пошел прочь.

Глава 33

Жилой комплекс Пекривер, Лондон; 17.27

Большую часть дня я просидел у окна, пил чай и смотрел на уличный мир из тихого уюта своей комнаты. Смотрел, как день переходит в ночь, а деревья гнутся под ветром, как плывут мимо облака, поют птицы, а люди все идут без конца. Задумался, как все это будет после моей смерти: без конца, день за днем, без конца, закат за закатом, без конца, будут дуть ветра, без конца, мир живет без конца. Вот мой мир – в примирении с небытием.

Я решил подышать воздухом. Шел вдоль шумной главной улицы, полной гуляк и пьяниц, мимо станции метро, из которой они хлынули на поверхность, мимо череды магазинов и рынка, мимо забитого татуировками парня, который раздавал листовки, и другого, с неразборчиво написанным плакатом, мимо светофоров на перекрестках, брошенных на ночь дорожных работ, мимо моста, где стояли те же парни, и призрак витал меж них, мимо темного и мутного канала, заунывно текущей, как будто живой, воды, мимо дорогих домов на одной стороне и социального жилья на другой, мимо бездомных, спящих в палатках, мимо воспоминаний, мимо воспоминаний, мимо воспоминаний.

Я вернулся к высокому зданию, где провел большую часть жизни, единственному дому, который когда-либо знал и который теперь перестал быть домом.

В комнате все готово, осталось лишь собраться. Одно дело – паковать чемодан, когда едешь в отпуск и по делам, зная, что вернешься, но каково это – собирать вещи, понимая, что уходишь навсегда? Что взять с собой? Любимую одежду и обувь? Последний месяц я потихоньку раздавал свои вещи нуждающимся. А с ними отдал и самое ценное – книги. Я избавил себя от любой материальной привязанности, осталась только эмоциональная, но и она пройдет со временем. Я взял рюкзак и набил всем самым необходимым, до поры до времени… Положил смену одежды и белья, средства гигиены и любимую книгу, с которой я всегда путешествую по любому поводу и на любые расстояния, большие и малые – «Две тысячи сезонов» Армы Квеи. Нетерпение росло с каждым моментом. Внутри меня, как волна, поднимался и утихал ужас.

Я сидел в уютной темноте, на уже собранном чемодане, опершись подбородком на руку. В квартире больше никого не было. Мами не появлялась уже несколько дней, даже недель – пропадала с пастором Батистом. Я со скрипом принял их желание быть вместе до тех пор, пока это не касается меня. Я нарочно избегал ее: приходил позднее обычного, уходил как можно раньше. Мами даже не знала, что я уезжаю. Я пришел к выводу, что нам обоим лучше не видеться и не обсуждать это. Но оставил ей записку:

Мами,

Я ухожу. Не волнуйся. Не ищи меня. Все прояснится.

С любовью,

Твой сын Майкл.

В ту ночь я не смог уснуть. Лег на кровать и уставился в потолок, позволяя тяжелым болезненным воспоминаниям проплывать мимо, как разбивающимся о камни волнам. Сандру я не видел с того самого письма. Хотел позвонить ей или даже увидеться в последний раз, но на эту гору мне было не взобраться. Джалиль… я много и по-особенному думал о нем и о Бабе. Думал, как же часто мы рушим собственное счастье ради сиюминутных вещей. Возможно, мы считаем, что не заслуживаем его, или нам просто удобнее чувствовать себя ничтожными, а потому мы, как всегда, идем проторенной тропой.

Я взял телефон посмотреть, нет ли пропущенных сообщений или звонков. Не было. Положил его назад, еще больше уверившись в своем решении. Завтра утром я полечу в США – сначала в Сан-Франциско, а потом уже куда захочу. Почему выбрал Америку? Да просто так, разве что, может, из-за романтики, поэзии; это же единственная страна, провозгласившая себя свободной. А я хочу свободно жить. Но что это значит? Жить независимой, полной впечатлений жизнью? Может быть, иногда, наверное, да. Или