Страна должна была совершить гигантский производственный рывок, иначе её ждали – в самом прямом смысле – порабощение и распад.

Для всех великих задач требовалось неслыханное количество пролетариата. Миллионы крестьян перемещались в города, чтоб освоить новые рабочие профессии. Тем временем пролетариат, а также инженеров и всех прочих служащих надо было чем-то кормить. Не взваливая на хлеборобов непосильных задач, страна не спаслась бы. Она выжимала из крестьян все соки, чтобы жить, двигаться, побеждать.

Если хлебороб налог не сдавал – на него имелась управа: продовольственная тройка в составе председателя окрисполкома и представителей окркома РКП(б) и окрпродкома.

Задача была: не потерять ни пуда. Работали с маниакальным упрямством.

Обмер сделали? Сделали. Сколько с такой величины посевных площадей должно быть сдано урожая? Столько-то. Что хочешь делай, – хоть землю рой когтями, – а сдай.

И сдавали.

Какие качества должен был Шолохов иметь для своей работы?

Жёсткость, упрямство, последовательность, честность. Но вместе с тем, чтоб сразу в раздор с местным населением не войти, ещё и обходительность, и наблюдательность.

А то утром выйдешь на работу – а тебе тюк по затылку мотыгой – и отгулял Миша.

Как в шолоховском рассказе «Чужая кровь»: «Нагнулся Гаврила над белокурым, вглядываясь в почерневшее лицо, и дрогнул от жалости: лежал перед ним мальчишка лет девятнадцати, а не сердитый, с колючими глазами продкомиссар. Под жёлтеньким пушком усов возле губ стыл иней и скорбная складка, лишь поперёк лба темнела морщинка, глубокая и строгая».

В Букановской нет-нет, да и спрашивали: а лет-то тебе сколько, комиссар?

Отвечал: 20.

Себя и срисовал в рассказе: белокурый, с колючими глазами – мальчишка.

* * *

Едва ли не первым знакомым Шолохова в Букановской стал Пётр Яковлевич Громославский. Будущий тесть, отец его жены, дед его детей.

В ту пору было Громославскому 52 года. Говорил он, под стать фамилии своей, басом, рост его был под метр девяносто и сложение – соответствующее. Происходил Пётр Яковлевич из хутора Краснокутского, окончил Усть-Медведицкое епархиальное училище, а в Букановскую попал в 1890 году: молодой учитель, 20 лет от роду, приехал сюда преподавать. От первого брака у него осталось два сына, Виктор и Василий, от второго – сын Иван и четыре дочери: старшая Мария, следом Лидия, Анна, Полина. Второй женой его стала купеческая дочь Мария Фёдоровна Шорникова, в приданое за неё отец дал 300 рублей денег и на две комнаты полную обстановку.

С 1908-го по 1915-й Громославский был атаманом станицы Букановской – его трижды переизбирали. Обученная ещё в детстве грамоте, жена руководила местной почтой, получая хорошую зарплату. Громославские держали три пары почтовых лошадей и нанятого ямщика. Жили они уже не на казачий, а на городской манер. Дом их был лучшим в станице: четырёхкомнатный, с парадным крыльцом, второе крыльцо выходило во двор. Обогревало дом несколько печей, посему имелся тёплый коридор – в казачьих куренях о таком и помыслить не могли. В зале висела хрустальная люстра. Лепнина на потолке, диваны, кресла, наконец, настоящая большая библиотека – всё это говорило о достатке и высоком уровне.

С 1916 года отец семейства помогал жене на почте и служил псаломщиком в Букановской церкви. Семья была верующая, в доме имелось, как отмечали все, множество икон. Но когда к ним комиссар Малкин заселился, в отданной ему комнате иконы пришлось поснимать.

Поначалу Пётр Яковлевич пытался выдержать нейтральную позицию, но, осознав, что новая власть явилась надолго, выбрал сторону большевиков. В 1919 году Громославский добровольно вступил в красную Слащёвско-Кумылженскую дружину, причём одного из сыновей – Ивана – привёл за собой. У старших, от первого брака, сыновей Василия и Виктора, давно уже отделившихся и отучившихся в духовных семинариях, были иные взгляды. Мы видим привычный раскол посреди семьи, но в редкой форме – молодые чаще шли за красных, старые за белых: здесь же наоборот.

Летом 1919 года Петра Громославского арестовали белые. Как уверял позже Шолохов, ему дали восемь лет каторги, но так как ссылать на каторжные работы его было некуда, отправили в Новочеркасскую тюрьму. Откуда он, освобождённый красными, вышел в начале 1920 года. Белогвардейской документации не сохранилось, и подтвердить шолоховскую версию мы не можем. По воспоминаниям букановских старожилов, Громославский вернулся вскоре после ареста. Его бы даже до Новочеркасска не успели довезти за это время. В 1920 году он занял должность заведующего станичным земотделом – ту же, что шолоховский отец в Каргинской.

Мария Петровна вспоминала: «Банды на Дону долго были. То белые станицу возьмут, то красные отобьют, а потом – снова… Как-то я два дня на чердаке пряталась – зарубили бы. Отец лошадей держал, почту. Пришли банды: “Давай лошадей!” – “Я, – говорит отец, – офицерам не подчиняюсь теперь. Я теперь подчиняюсь Красной Армии”. Убить хотели…»

Станица переходила из рук в руки 12 раз!

В первую же ночь по приезде продинспектор Михаил Шолохов, Пётр Яковлевич и местные казаки засели в сельсовете, проговорив часов пять. В очередной раз заметим, как уверенно нёс себя Михаил – никто, кажется, и подозревать не мог о настоящем его возрасте.

Вернувшись домой, Пётр Яковлевич поделился с женой:

– Только из-за тебя вернулся, чтоб не ругалась, а то б до утра сидели. Этот парень, чёрт подери, – что за ум, какая память великолепная, какой язык!..

Дочка Маша подслушала разговор родителей. Конечно же, едва зорьки дождалась, чтоб самой посмотреть: какой-такой молодой инспектор явился?

* * *

Мария Громославская к тому времени успела окончить семь классов всё того же, где отец учился, Усть-Медведицкого епархиального училища. В разгар Гражданской войны училище закрыли, а учащихся распустили по домам. Родившейся в 1902 году, ей уже исполнилось двадцать, и она была старше Михаила на три года, хотя о том никто не знал.

Вспоминала: «Мой отец, Пётр Яковлевич, приучал всех детей к труду. Мне доставалось больше других работать по дому: и коров доила, и за конём ухаживала, и в огороде, и на бахче работала. Когда сёстры учились в Усть-Хопёрской, я уже учительствовала. Утром коров подою, печь затоплю и иду на работу. С работы приду, по хозяйству управлюсь, только сяду на лавочке посидеть отдохнуть, глядь – уже коровы идут домой. А я сижу и думаю: «Что же они так рано идут…»

Поработав в Букановской школе учительницей, Мария устроилась в местном исполкоме. И при отце, и паёк какой-никакой.

«С Михаилом Александровичем мы познакомились, когда шли с Лидой, сестрой моей, с работы, с бахчи, картошку подбивали (окучивали). Как раз дождь прошёл, мы в грязи все, выпачкались по дороге. А он – навстречу, заговорил с нами, спросил, откуда мы идём… Это было вскоре после его приезда в Букановскую».

Девушки Шолохову понравились, причём обе – и Лида, и Маша. Лида,