— Да ну их, Егор! — Махнул рукой Анисим. — Расул наш мало того что нехристь, так осатанел совсем на заводе своем, такое мне отписал в ответ на мою просьбу, что я с ним больше никаких дел иметь не буду! И врачи ничуть не лучше!

— А ты не путай социальную справедливость с уравниловкой, тут тебе не СССР, а Российская Империя!

Обедали они с этими разговорами почти час, в такой теплой и дружеской атмосфере, что даже ко всему привыкшие подавальщицы и поварихи — краснели и крестились от доносившихся от их стола реплик. Конец обеда ознаменовался тем, что вдрызг разругались и разбежались в разные стороны. Егор отправлял деда в деревню сегодня, а тот грозил кулаком и отвечал издалека: «А вот шиш тебе! Завтра вместе поедем!»

После обеда засел в лаборатории, принимая делегации своих подопечных, вопросов у них накопилось множество и пусть не на все Егор был готов дать ответ сходу, но подтолкнуть зашедших в тупик исследователей мог. Или подсказав правильное направление, в котором следовало двигаться, либо записывая проблемный вопрос, обещая разобраться и дать ответ позже.

Ну а первым делом — пообщался с Митенькой и приданными ему в помощь спецами, работающими по сверхсекретному направлению. Созданному не так давно по настоянию императора, причем, как подозревал Егор, помимо него подобным озадачили и врачей, и производственников. А может даже и агрономов…

Химики бодро отчитались о ошеломляющих успехах и жаловались на Марию Сергеевну, которая крайне скупо и неохотно выделяла лабораторных мышей для опытов. И намекали, что мыши это конечно хорошо, но стоило бы и на людях проверить. Мыши мол, дохнут быстро, а так как химическое оружие рассчитано на неприятеля, без проверки в условиях, приближенным к боевым — эксперименты не могут считаться завершенными успешно. «У меня тут клиника доктора Менгеле какая-то», — радовался Егор, потирая руки: «как хорошо, что Павел Петрович чужд гуманизму и рефлексии, не иначе — здраво относится к грядущим попыткам евроинтеграции!»

В общем и целом, успехами хроноаборигенов он был не просто доволен, а прямо какая-то эйфория накатывала. Понятно, что немалая часть была достигнута за счет послезнания, но и не отдать дань усердию, трудолюбию и потрясающей работоспособности предков Егор не мог. Ну а судя по настроению врачей и того же Расула — у них было как минимум не хуже. В свете всего происходящего их осторожные планы на модернизацию производств и внедрение инноваций, того и гляди, на манер советских пятилеток — реализуются досрочно.

«Косность и инерцию мышления у предков», которые к месту и не к месту любили упоминать «историки» — Егор почему-то не наблюдал. «Статистику как науку — незаслуженно оболгали, пальма первенства в пиздабольстве историкам принадлежит. И косность с инерцией мышления как раз присуща тем паразитам, которые спекулируют на историческую тему, а народ, который создал империю — этим не страдает…»

Уже ближе к ночи, как только основная масса народа угомонилась (кроме немногочисленной второй смены) — собрал ближний круг из придерживающихся родноверия. Где их с Серёгой обоснованные подозрения о том, что попы приехали по их душу — подтвердились. Гнидослав оказался молодцом — на запросы епархии о творящемся не докладывал, а приказы явиться и дать отчет лично — игнорировал. А судя по информированности прибывших монахов — кто-то стучал. Не из посвященных, если брать во внимание неинформированность церковников, а так — слышавший звон, но не знавший, где он.

Инстинкты у теперь, скорее всего, лишенного сана Гнидослава оказались здоровые и он чудом вывернулся из рук прибывшего аналога святой инквизиции, и подался под защиту потомков. Поначалу прискакав в Известковое, в самых расстроенных чувствах и в состоянии, граничащем с паникой. Федус брать на себя ответственность по укрыванию беглого не решился и отправил его к Захару. Сопроводив пояснительной запиской, в которой просил принять, спрятать и не выдавать на растерзание озлобленной церковной братии.

Так же, со слов собравшихся — церковники исподволь пару дней вынюхивали сведения, под видом общения с паствой, причастия и исповедей. Однако разочаровались — ничего не вызнали и отправились в самый рассадник скверны(по их мнению) — в деревню.

— Ты бы видел их рожи, Егор! — Поежился Федус. — Куда до откормленных харь поповских в наше время, там по повадкам матерые опера. А то и спецслужбы. Я пока с ними общался, всё время не покидало ощущение, что сейчас явку с повинной предложат написать. Или в пресс-хату определят…

— Потерю монополии на коннект с высшими силами долгогривые почуяли, вот и приехали банить несертефицированных провайдеров! — Вынес верное умозаключение Егор и заметив недоумевающие взгляды единомышленников, пояснил. — Деньги и власть, вернее их потеря, вот что их беспокоит. Ладно, сидим пока тихо, не суетимся. Завтра поеду домой, проясню обстановку. Хотят войны, устроим, мне как раз на опыты надо биологический материал, не обязательно со всеми конечностями. И врачам тоже…

Егор потом долго ворочался, пытаясь заснуть. И нет, не проблема с церковью его беспокоила, а обдумывал то, что беспокоило его химиков в процессе изысканий и обучения. Не переставая поражаться тому, как далеко они продвинулись, особенно в сравнении с этим веком. «Такими темпами лет через надцать реально атомную бомбу соберем, вместе со средствами доставки. Хотя, много им чести — тратить такие дорогостоящие средства на изничтожение врагов, химией и армией справимся…»

Так толком и не выспавшись — рано утром с ветеринаром, взяв в сопровождающие пару казаков — отправился домой. И уже перед обедом заезжал в деревню, которая судя по практически возведенному строению церкви — скоро станет селом. «Это если с попами уладим», — мрачно подумал Егор. А судя по тому, что жестких репрессивных и карательных мер от церковников сразу не последовало — не так уж и крепки их позиции были, как казались. Или не решались на открытую конфронтацию, или добро сверху не дали. Как бы то ни было, подстраиваться под православие, полностью дискредитировавшее себя за последующие двести с лишним лет — Егор не собирался. Прогрессерствовать, так на полную катушку, а то что было изначально гнилым — возрождать смысла нет…

Заехав на центральную площадь, выпрыгнул из седла, с радостью подумав: «Всё, приехали! Дома!» Пропетлял восьмерками, ловко уклонившись от дальнейших забот о лошади, сплавив её на попечение Анисима, который направился к себе на ферму. А сам вначале заскочил в школу, где как раз была перемена и успел перекинуться парой слов с Рустиком.

Дети, за отсутствием его и