— И его в том числе. Но вы же знаете, чем это выступление обернулось для него? И А. Н. Шелепина через несколько месяцев двинули из ЦК на «укрепление» ВЦСПС. Кстати, там, на пленуме, когда после выступления Егорычева был объявлен перерыв, я покидал зал вместе с Шелепиным, и он мне говорит: «Во, Геннадий Иванович, выступление! А?» Я отвечаю: «Стоящее». И, оглянувшись, вдруг вижу, что сзади, в двух шагах, идет Леонид Ильич и смотрит на нас… Я обомлел: надо же, подслушивает!

— А как встретили вы докладную записку Суслова, Шелепина и Мазурова (1970 г.), о которой упоминает историк Рой Медведев? Правда ли, что 6 из 11 тогдашних членов Политбюро согласны были с их требованием сменить руководство?

— Лично мне ничего об этом известно не было. Да и была ли подобная докладная записка? Сомневаюсь. И время было уже упущено. И Суслов не мог стать в таком деле инициатором. И Мазуров навряд ли способен был на такую активность.

— А его роль закулисного руководителя в Праге, во время вступления туда войск ОВД в августе 1968 года?

— Его роль там заключалась в неуклонном исполнении директив Москвы, в создании нового партийногосударственного руководства. Миссия эта, как известно, окончилась неудачей. Пришлось Брежневу смириться и вести переговоры с интернированным было Дубчеком.

— А новое руководство следовало создать из тех, кто подписал приглашение? Кто были эти люди?

— Вы не первый, кто задает мне этот вопрос. Но назвать их я не вправе…

— А как вы лично тогда относились к этой акции, к вводу войск в Чехословакию?

— Как и все. Выступал за вмешательство.

— А. П. Родионов утверждает иное, ссылаясь на ваше выступление в Новосибирске.

— Я там всего-навсего спрашивал: «Кого же надо было защищать и от кого?»…

— Итак, вы смирились с Брежневым и его курсом. И тем не менее он решил отделаться от вас.

— Почему смирился? В апреле 1973 года я попросил освободить меня от обязанностей Председателя Комитета народного контроля СССР. Тогда же меня вывели из Политбюро.

— А в 1976 году перед самым XXV съездом КПСС вместе с Мжаванадзе, Шелепиным и Шелестом вывели и из ЦК.

— Да, Брежнев не хотел, чтобы мы присутствовали на этом съезде. Нарушены были все уставные нормы. Я был так возмущен, что собирался выступить. Мжаванадзе отговорил меня: «К чему? Все равно микрофон отключат». А вот Шелест, молодец, демонстративно покинул зал.

…Принятие человеком, занимающим высший пост в партии (и соответственно в государстве), непродуманных и ничем, кроме личной убежденности, не подкрепленных решений — это наша тяжкая беда, корни которой уходят еще в сталинские времена, а ведь именно тогда сформировались как руководители и Н. С. Хрущев и Л. И. Брежнев, и забыть об этом — значит не суметь понять и в полной мере оценить ошибки и заблуждения обоих.

Николай Егорычев

«У нас были разные взгляды»

Из интервью корреспонденту «Огонька» Л. Плешакову

— Николай Григорьевич, с ноября 1962 года вы возглавляли Московский горком КПСС. И на этом посту проработали до июня 1967 года. Ваш уход был для многих неожиданным. Так что же все-таки произошло? У вас был конфликт с Брежневым?

— Конфликта как такового не было. Просто у нас были разные взгляды на методы и практику партийного руководства. Но опять-таки это не носило характера резких противоречий. Все было гораздо проще и в то же время сложнее… В двух словах и не объяснишь.

Меня не снимали с работы. Я сам, по собственной инициативе подал заявление и был готов к любой другой работе, И сейчас лишний раз убеждаюсь, что поступил тогда правильно. Хотя это был очень крутой поворот в моей жизни. Поворот трудный. Ведь к тому времени я сложился как партийный работник, а мне пришлось перестраиваться на инженерно-административную работу.

Но чтобы было понятно, как все произошло, нужно вернуться ко времени, когда Первым секретарем ЦК КПСС был еще Никита Сергеевич Хрущев, с которым мне пришлось некоторое время довольно плотно работать.

— В последнее время в нашей печати появилось несколько публикаций, где снятие Хрущева с его высоких постов расценивается как переворот, осуществленный группой Брежнева, переворот, который произошел не спонтанно, а готовился планомерно, довольно продолжительное время, причем роли каждого участника этого «заговора» (в воспоминаниях используется и такой термин) были заранее распределены, каждый знал, с кем он должен побеседовать, кого должен убедить голосовать на пленуме против Хрущева…

— Дело вовсе не в «заговоре» против Хрущева, а в том, что он сам вел дело к своему освобождению, что ЦК, избранный на XXII съезде партии, нашел в себе силы освободить своего Первого секретаря, не дав возможности разрастись его ошибкам. Но, разумеется, пленум надо было готовить, а это дело непростое, в известной мере опасное. Однако большинство членов ЦК были внутренне готовы к такому обсуждению, в чем я лично убедился, когда беседовал накануне пленума с членами ЦК Келдышем, Елютиным, Кожевниковым, Костоусовым и некоторыми другими. Могу лишь добавить, что сам Брежнев в начале октября очень напугался, узнав о том, что Хрущев обладает какой-то информацией на этот счет, и никак не хотел возвращаться из ГДР, где находился во главе делегации Верховного Совета СССР.

— Вы помните, как это происходило?

— Конечно. Четырнадцатого октября прошел пленум, где Хрущева и освободили, как было сказано в постановлении, «в связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья». Сам он на пленуме присутствовал, но не выступал. Просто было зачитано его заявление, Суслов сделал доклад, и вопрос поставили на голосование…

— Кто-нибудь выступал еще?

— Нет, никто.

— Странно. Столько претензий накопилось к Хрущеву, и вдруг никто не захотел высказать их в открытую…

— Думаю, что такое желание было у многих. Я, например, был готов к выступлению. Но перед самым пленумом мне позвонил Брежнев, который был в то время на положении второго секретаря ЦК, и сказал: «Мы тут посоветовались и думаем, что прения открывать не следует. Хрущев заявление подал. Что же мы его будем добивать? Лучше потом, на очередных пленумах, обстоятельно обсудим все вопросы, а то, знаешь, сейчас первыми полезут на трибуну те, кого самих надо критиковать»…

— В каком смысле?

— Знаете, есть такая категория людей, которые уж очень «любят» начальство, а как только руководитель теряет пост, первыми начинают его втаптывать в грязь, выслуживаясь перед новым… Помню, я спросил Брежнева: «А как другие считают?» — «Говорят, что можно обойтись без выступлений». — «Ну хорошо, — согласился я. — Пусть будет так, однако если потребуется, то я к выступлению готов». Тезисы выступления были при мне.

— Все-таки, Николай Григорьевич, получается какая-то неожиданная