Получается, то, что я едва не умерла, стечение обстоятельств? Если бы не разбилась моя лампа… если бы я могла говорить… если бы владела целительской магией…

Я закрыла руками лицо, мне стало дурно оттого, что умереть можно вот так, по чистой случайности. Ладонь Бенедикта коснулась моих волос, заправляя прядь за ухо. Мне стало теплее и спокойнее.

— К тебе придут, начнут уговаривать, чтобы на суде ты попросила не наказывать виновницу и прилюдно простила ее, — бесцветным голосом заговорил мужчина.

— Что ей грозит?

— В худшем случае тюрьма, а в лучшем штраф и наблюдение у стражей порядка.

— А есть ли что-то посередине? — осведомилась я, появившаяся головная боль намекала, что мне требуется еще отдых.

— Ссылка и работа в отдаленных районах империи. Некоторое время она не сможет вернуться ни в столицу, ни в другие крупные города.

Я мрачно задумалась. Жалеть нападавшую я не желала. Сейчас, когда впечатления были слишком свежи, я хотела отправить ее в тюрьму. Жестоко? Да. Но я не святая. Лишь чудо уберегло меня от гроба.

Но не стоило решать судьбу человека сгоряча, и рациональность во мне перевешивала чувства.

— Что я должна сделать, чтобы ее отправили в ссылку? Как должна себя повести? — устремила свой взор на Бенедикта. — Выступать в ее защиту точно не стану. Пусть в следующий раз головой думает, а не другим местом, перед тем как нападать на человека. Но и тюрьма… Наверное, это слишком.

— Ты забавная, когда становишься серьезной. — Ректор присел на краешек моей кровати.

— Думаешь, я не права? Мне надо ее простить? — Мне не понравилась смена темы.

— ­Как решишь, так и будет. Ты же умненькая девочка, сама все понимаешь, — покачав головой, отозвался Бенедикт.

— Девочка? Когда ты так говоришь, то кажешься стариком, — скептически заметила я.

— Да? Жаль. Я думал, это звучит брутально, — признался он.

— Ошибаешься, — уверенно заявила я. И, больше не оттягивая тяжелый разговор, спросила: — Как ты меня нашел? Почему я чувствую тебя еще до того, как увижу? Что за чертовщина с этим притяжением? И как долго она длится? Только не говори, что все эти два года ты был виновником моей паранойи.

Если честно, я ожидала, что он начнет юлить, и готова была стоять на своем. Но Бенедикт меня поразил, неожиданно рассказав все: о кольце-артефакте, медальоне на его шее, что подправил воспоминания присутствующих в аудитории в день моего падения, о слежке и о договоре с Ранделом, об усилившейся после поцелуя в башне привязке и завершении ритуала в лесу, когда на камень в кольце случайно попала моя кровь.

Этот медальон на шее Бенедикта позволяет влиять на сознание? Теперь неудивительно, что его предназначение скрывают, многим бы это не понравилось. Люди не владеют подобной магией. Но больше всего меня беспокоил его родовой артефакт — информация о кольце просто не укладывалась в голове. Неужели мы связаны с ним на всю жизнь?

— Он точно не влияет на чувства?­ — В моем голосе звучало подозрение.

— Эльза, он не заставляет полюбить кого-то, если ты об этом. Магия на подобное не способна.

— Зато способна привязать к тебе другого человека! Ты хоть понимаешь, каково мне? Я не хочу делать трагедии, но я не знаю, как на это реагировать. По-настоящему мы знакомы лишь неделю, из которой половину дней мне хотелось придушить тебя. Но теперь я узнаю, что мы связаны с вами, господин ректор, на всю жизнь. Да я в ужасе! — Я нервно рассмеялась, складывая руки на груди. — Еще отбор этот… Как же третий этап? Кажется, из-за обещания Ранделу вы должны меня исключить.

— Третьего этапа не будет.

— Что? Почему? — Я ошарашенно уставилась на него, ожидая подвоха.

Бенедикт поджал губы. Обычно теплый взгляд его карих глаз был холоден, как северная стужа.

— Со второго испытания прошло два дня. Император скончался чуть меньше суток назад. Отбор прерван. Через час я улетаю в столицу, и скорее всего, пока наследник не взойдет на трон, останусь там. Неделя, может быть две.

— Мне жаль. — Я опустила взгляд на свои руки.

— Не стоит, — отозвался Бенедикт.

Между нами словно разверзлась пропасть, которую я сама сотворила.

— Так вот как ты хотел обойти свое обещание Ранделу… — пробормотала себе под нос. — Дождаться смерти короля.

Я не нуждалась в его ответе, все и так было понятно по его взгляду. И в этот миг я почувствовала, что окончательно запуталась.

— Уходи. Решай имперские проблемы, — жестко сказала я. — Не напоминай о себе, не вмешивайся в мою жизнь. Дай мне эту неделю наедине с собой. А когда вернешься, мы поговорим вновь.

Я отвернулась. И не поворачивалась до тех пор, пока раздавшийся дверной скрип и ослабевшее чувство присутствия Бенедикта не возвестили о его уходе.

Спустя неделю…

Сидя на лавочке у общежития и выводя неведомые узоры на песке носком обуви, я чувствовала смутную тревогу. Мое состояние успело пройти много метаморфоз. Первые сутки наедине с собой в лечебнице академии были временем обдумывания ситуации, накручивания себя и злости пополам с прерывистым сном. На вторые я вернулась в общежитие и встретилась с Маргарет — привычная обстановка и подруга, которую не пускали ко мне, пока я болела, заставили меня отвлечься. Третий день я просто отдыхала, свернувшись калачиком на постели, — стоило перешагнуть порог комнаты, как взгляды студентов и преподавателей впивались в меня, и разговоры рядом со мной стихали, а я смертельно устала от внимания. В четвертый у общежития меня подкараулила мать Инны, напавшей на меня девушки, со слезами упрашивая простить ее дочь.

В тот момент я подумала, что, соверши я нечто подобное, никто не придет просить за меня. Скорее всего, многие даже решат: «Она же приютская. Ничего удивительного».

— Отойдите, — холодно попросила я, устремив перед собой стеклянный взгляд. — Мне вас жаль, но ваша дочь ответит за свои действия.

Самое поразительное в том, что эта женщина, слезно умоляющая меня минуту назад, уже вскоре кричала на всю округу, ругая меня такими словами, которые я доселе даже не слышала, и обвиняя в том, что я испортила жизнь ее дочке.

Развернувшись, я просто вернулась в общежитие, не имея ни сил, ни желания в чем-то ее убеждать.

В пятый день мы с Маргарет отправились гулять по городу. Подруга замаскировала меня ярким макияжем, и если на меня и пялились, то только из-за него. В шестой и седьмой дни я уже бродила одна, наслаждаясь уединением и всеми силами подавляя тоску, все чаще дающую о себе знать. Я скучала по Бенедикту.

Иногда я ставила себя на его место и понимала, что, возможно, поступила бы так же. Вряд ли мужчина понимал, сколько беспокойства приносила мне его слежка в те годы. Да и все эти провокации были лишь с одной целью — разорвать привязку.