— Нет, — Егор тронул Владика за локоть, возвращая к себе его внимание. — Просто мне хочется познакомить тебя с другом. Теперь он будет твоим. Ты можешь научить его летать.

Владик выпучил глаза, улыбнулся недоверчиво:

— Я не умею…

— Он пока тоже. Но с твоей помощью научится. Сегодня, сейчас. Только вот он не сможет летать с колокольни, как тебе хочется научиться. С колокольни он упадет и сломается. Запомни это хорошенько. Такие, как он, взлетают только с земли.

Говоря это, Егор глядел на Владика серьезно, а произносил слова веско, так, чтобы каждое впечаталось в память. И разворачивал тряпку, пока она наконец не упала в траву. И в руках у него остался огромный, желто-зеленый, как попугай в экваториальных лесах, воздушный змей.

Лара тихо ахнула. Владик смотрел на змея пристально, очевидно не сразу осознав, что это такое. Егор затаил дыхание.

— А я зна-аю! — протянул парнишка через несколько секунд, и на его губах, крупных и ярких, словно у героя пластилинового мультфильма, заиграла улыбка. Он громко выкрикнул:

— А я знаю, знаю! Это воздушный змей!

Владик выхватил подарок из рук Егора и, прижав его к груди, понесся по поляне. Егор со смехом бросился догонять его.

Пока они вдвоем учились запускать змея, пока диковинное существо оживало, падало, пикировало и ловило ветер парусиновыми крыльями, пока Владик издавал нечленораздельные вопли восторга и досады, катался по земле, приминая ароматный донник и пачкая спину пыльцой, Вера, Лара и Марина застыли у колокольни. Они не смотрели друг на друга, не искали подходящих слов. Они молчали.

И наконец змей взмыл в воздух, высоко, свободно, безмятежно. Утренняя мгла истончилась, не сдерживая больше горячий летний свет, и он заполонил собой все, так что защипало глаза.

Прощание заняло совсем немного времени. Егор и Лара больше не принадлежали Гагавке, снова плененные большой дорогой. Митяй крепко пожал Арефьеву руку и хлопнул по плечу, отмочив рискованную шутку, Марина улыбнулась с затаенной грустинкой, Вера обняла обоих, крепко, с неожиданной порывистостью. Ее глаза все еще сухо и лихорадочно горели на побледневшем лице.

Владика совершенно невозможно было оторвать от воздушного змея. Они моментально срослись. Даже провожая Лару и Егора, он переводил взгляд со змея на поляну и обратно, и чуть не подскакивал от нетерпения.

— У меня теперь нет времени на тебе жениться, — признался он Ларе тихо, когда та поцеловала его в лоб. — Хорошо?

— Хорошо, — засмеялась она.

После заминки, которую заметил, конечно, только Арефьев, Лара забралась на переднее сиденье и торопливо пристегнулась, словно боясь передумать. Джип выехал из сарая, Егор на прощание коротко нажал на клаксон, и Лара помахала в окошко. Вера и Марина смотрели им вслед, а Владик какое-то время бежал за машиной, размахивая одной рукой, а второй крепко прижимая к туловищу зажатого под мышкой попугаечного змея. Но вот он тоже отстал, а вскоре и вся деревенька, подковой лежащая у темного лесистого холма, пропала вдалеке.

Выехав на трассу, Егор утопил педаль газа. Джип радостно заревел, как выпущенный на волю волкодав.

— О да, дружок, помчали, — довольно пробормотал Егор в ответ. По его лицу блуждала улыбка.

Лара не могла выбросить из головы все свои ошибки. Сколько можно ошибаться? Вот и Егора она еще час назад подозревала в интрижке с Мариной, а оказалось, та просто помогла сделать воздушного змея. Дело это небыстрое — наверняка Егор потратил полночи, чтобы смастерить подарок.

— У тебя есть двоюродные сестры? — все-таки вырвалось у нее.

— Насколько мне известно, нет.

Быстрый веселый взгляд на нее (выдала себя с потрохами!), потом снова на дорогу. Она поняла, что все еще сидит в арефьевской толстовке, принюхивается к терпкому запаху, затаившемуся в складках флиса, и почувствовала горячий ком в горле. Ее руки нервно оглаживали кожу Лилиного рюкзачка, покоящегося у нее на коленях.

— Я должна попросить прощения за свое поведение…

— Не-а.

— Что?

— Ничего ты мне не должна, — беспечно пояснил Егор. — Ты вела себя так, как считала нужным или правильным, или просто так чувствовала. В тот момент. Смысл теперь извиняться? Просто веди себя иначе, если хочешь, и все будет отлично.

— Я так не могу.

— Можешь, — жестко оборвал он ее. — Перестань себя жалеть. И перестань сожалеть. Иди вперед. Если бы мы с тобой сожалели о каждом оставшемся позади километре из этих четырех тысяч — мы бы когда-нибудь оказались здесь? Сомневаюсь. А смотри, как красиво…

И правда, красиво. Дух захватывает. Местность становилась все более пересеченной, скалистой, неуступчивой. Земля щерилась зубами белесых сопок. Джип был последним островком комфорта, но после происшествия с двигателем Лара стала воспринимать его хрупким и ненадежным. Тот же попугай из экваториальной области. Не для этих дорог, не для этой жизни: вон как грозно перекатываются под днищем камни, колотясь о карданную защиту.

— То, что ты сделал для Владика… — продолжила Лара.

— Такая малость. Хотя и вышло здорово, — Егор довольно хмыкнул. — Они будут дружить, Владик и змей. Помню, у меня тоже был в детстве друг. Братьев и сестер не было, а друг был. Дюдюка. Вязанная коричневая игрушка. Забавно, но она была у меня задолго до того, как про нее сделали мультик. Она всегда сидела в кресле, а я, пока родители не слышали, рассказывал ей кучу разных вещей, советовался. Она знала мои сны, мои мысли и не боялась того, чего боялся я. А потом папа собрал те игрушки, которыми я не играл, и отвез их в детский дом. И Дюдюку тоже. Он подумал, что она мне не нужна, потому что я никогда с ней не играл — в его понимании. А я-то считал, что с друзьями не играют, а дружат… Забавно. Не знаю, почему я вспомнил. Вроде взрослый уже…

Егор усмехнулся и беспокойно взглянул на Лару — не смеется ли она. Она хмурилась. Тогда он продолжил:

— Дети и взрослые — мы в разных весовых категориях. Дети зависимы. Но зато, если взрослый достаточно внимателен, он может исправить любое детское горе, восполнить любую нехватку. А потом… Потом мы вырастаем. И то, что мы можем сделать друг для друга — настолько крохотно…

— Как посмотреть.

— Да как угодно! Все главное, самое важное человек делает для себя сам. И хорошее, и плохое, и помогает себе, и губит себя. С одной стороны, это хорошо — вроде как отвечаешь за свою жизнь. А с другой стороны — некого обвинить в своих бедах.

Лара, по новому своему обыкновению, к которому только привыкала, всматривалась в лицо Егора, пытаясь по рисунку его черт прочесть, о чем он думает. Бывает, что дети пытаются разобрать мысли родителя, чтобы выгадать удачный момент, но внимание Лары было другого толка. С недавних пор ей жизненно важно было знать, о чем он думает и, что еще важнее, как чувствует.