Если граф и заметил лесть, то не подал виду.

– Неважно, я все равно не хочу, чтобы Маклин был убит. В какое время мои люди должны ожидать сбежавших влюбленных?

– До полуночи, если все пойдет хорошо. Предупредите своих людей, что они будут одеты как монахи-францисканцы. И помните, что с Эндрю ничего не должно произойти. Это понятно? В противном случае я буду…

– В противном случае вы будете – что? – тихо спросил граф.

Годфри сжал ножку бокала и уставился на маслянистый напиток. Проклиная про себя свою злую судьбу, по воле которой он оказался в лапах графа Аргилльского, он без лишних слов осушил свой бокал.

По старой шотландской традиции братья Рори стащили с его левого башмака золотую пряжку.

– Это для того, – со смехом напомнил Джоанне Кейр, – чтобы ведьмы не лишили твоего жениха силы развязать ленточки, которыми связана девственность. – Джоанна вспыхнула, и он добавил вполголоса: – Это так, примета, но на самом деле я думаю, что тебе не стоит беспокоиться по этому поводу.

Затем все выпили горячий свадебный поссет, приготовленный из горячего вина, молока, яиц, сахара и специй.

Лаклан поднял свой серебряный кубок за здоровье молодых, а потом, хитро улыбаясь, сказал Джоанне:

– Вино придаст твоему жениху сил, а от сахара он станет нежным и внимательным.

– А теперь невесте пора отправляться на отдых, – с теплой улыбкой сказала леди Эмма.

Со своего места перед огромным очагом Рори наблюдал, как Джоанна в сопровождении женщин шла через зал. Кейр и Лаклан стояли по обе стороны от него и отпускали безобидные шуточки по поводу его очевидного желания последовать за женой. Он вообще сегодня снисходительно терпел непристойные шутки и подтрунивания своих братьев, хотя, услышь Джоанна хотя бы половину из того, что было сказано между мужчинами, она бы сгорела со стыда.

Рори понял, что не в состоянии уследить за разговорами вокруг, и перестал даже стараться. Он смотрел на свою удаляющуюся жену и про себя снова и снова повторял строчки написанного Лакланом сентиментального стихотворения.

Рори хотел как следует запомнить это стихотворение, потому что сегодня он не собирался молчать, как обычно. Сегодняшний вечер должен стать особенным. Он будет сдерживать страсть, которая горячит ему кровь, до тех пор, пока его невеста не проникнется соответствующим настроением. А проникнуться ей помогут романтические строки, сочиненные замечательным братом Рори, Лакланом.

Моя любовь, ты так прекрасна!

Твоя краса затмила свет.

Луна старается напрасно —

Тебя прекрасней в мире нет!

Или как там: «Второй такой красивой нет!» Рори вытащил из меховой сумки кусочек бумаги, повернулся к огню и пробежал глазами строчки стихотворения. Потом быстро, пока никто не заметил, сунул его обратно в сумку.

Любовь моя, как ты прекрасна!

Твоя краса затмит луну… не напрасно…

О господи! Он когда-нибудь запомнит этот бред?!

За легким ужином последовали танцы, король на время уединился в одной из комнат со своей очередной пассией, а Джоанна в сопровождении женщин поднималась наверх, в спальню.

Фичер проводил женщин до подножия широкой лестницы и остановился там.

– Вперед, миледи, – сказал он Джоанне. – Я прослежу, чтобы в течение вечера вас никто не потревожил.

Джоанна повернулась и благодарно улыбнулась ему.

Вооруженный до зубов Фичер намеревался стоять на страже всю ночь, не позволяя никому тревожить молодоженов, тем более что гости собирались устроить им «кошачий концерт», трубя в рожки и гремя посудой.

– Проследи, пожалуйста, чтобы мой муж был единственным, кому позволено будет подняться, – сказала Джоанна.

Огромный воин подмигнул своей новой госпоже.

– Не волнуйтесь, миледи, именно так я и поступлю. Спите спокойно, леди Маклин. – Он посмотрел на Мод. – И приятных снов вам, мадемуазель.

– Какой вздор! – фыркнула Мод. – Я трезвомыслящая женщина и не вижу «приятных снов», к тому же я слишком стара, чтобы обращаться ко мне как к молоденькой девушке.

Фичер ухмыльнулся, его светло-голубые глаза светились мягким юмором.

– У тебя ядовитый язычок, Мод Беатон, но на самом деле ты веселая и добродушная, как все пухленькие женщины.

– Вы только послушайте его, – проворчала Мод, – да в скрипе несмазанной телеги больше смысла, чем в звуках, которые издает этот мужлан!

Но когда она повернулась, чтобы подняться по лестнице, на ее губах блуждала довольная улыбка.

У Мод в руках был факел, чтобы освещать путь, поэтому она пошла первой, за ней Джоанна, за которой следовали леди Беатрис и Эбби. Иден очень хотела пойти с ними, но, поскольку она была девственницей, ей пришлось остаться в зале с леди Эммой и остальными гостями.

Пока они поднимались по лестнице, Джоанну охватывало все большее возбуждение. Ей стало трудно дышать. Конечно, ни одна невеста перед брачной ночью не осталась бы спокойной, но Джоанна уже представляла себе, какое наслаждение может доставить женщине любящий мужчина, ведь Маклин кое-что уже показал ей сегодня в библиотеке. И все-таки их свадьба была непохожа на другие свадьбы, да и сами они отличались от обычных молодоженов, значит, она должна быть стойкой и больше не допустить ничего подобного. Но как это сделать?

Джоанна и ее спутницы поднялись на третий этаж и повернули к спальне, когда из тени вышли Эвин и Эндрю.

Мод так резко остановилась, что Джоанна чуть не налетела на нее сзади. Эбби вскрикнула, но тут же зажала ладонью рот.

– Что вы здесь делаете? – строго спросила Мод.

Она подняла факел повыше, чтобы осветить непрошеных визитеров, и сердито смотрела на них, ожидая ответа.

Леди Беатрис тут же подошла к Джоанне и крепко ухватила ее за локоть, как бы испугавшись, что Джоанна может убежать.

– Твоим кузенам нужно немного твоего времени, дорогая, – сказала она шепотом.

– А это не может подождать дозавтра? – жалобно спросила Джоанна, не в силах переключиться с мыслей о предстоящей ночи.

Маклин может просить, уговаривать, льстить и угрожать, но все это будет абсолютно бесполезно. Она приняла решение и не собирается его менять. Она не отступит.

Джоанна сложила на груди руки и выжидающе посмотрела на мужчин.

Седые пряди в волосах и в бороде Эвина серебрились в свете факела. Он выглядел усталым – сказывалось напряжение тяжелого для них всех дня. Глядя на его застывшее лицо и сурово сжатые губы, можно было дать ему больше, чем сорок один год.

– Как твой военачальник, – негромко, но твердо сказал он, обращаясь к Джоанне, – я имею право поговорить с тобой о делах, непосредственно, касающихся клана.