Те же ощущения, когда его захватили среди дня посланные орденом маги, то же заклинание подчинения, рассчитанное на живую стихию, на обуздание силы, живущей в каждом фаэриэ. Своего рода Условие, выжигающее волю раскаленной печатью подчинения, оплетающее живущую внутри человеческого тела стихию тонкими сиреневыми щупальцами-побегами, превращающимися в нерушимую магическую клетку.

Держалень треснул и рассыпался тонкой, острой щепой в судорожно стиснутом кулаке. Рейалл упал на одно колено, пытаясь стряхнуть оковы заклинания, когда в двух шагах у него за спиной зажглось еще одно солнце. Яркое, залившее площадь золотисто-рыжим сиянием, теплое, ласковое, как нежные руки возлюбленной. Живое.

Перед лицом хрупкой маленькой осенницы неподвижно висел ее красноватый нож, янтарь в рукояти которого и сиял пойманной звездочкой так, что глазам было больно смотреть, а по лезвию, направленному острием вниз, расплывалась багряная кровавая пленочка. Ши-дани смотрела вперед, на мага, выставившего перед собой облитые перламутровым сиянием ладони, и стремительно изменялась, становясь такой, какой Рейалл видел ее лишь мельком в ночном лесу да в почти позабытом сне-яви.

Тонкой плетью вьюнка выступил на ее щеке витой причудливый узор, когда Фиорэ взялась окровавленной ладонью за рукоять висевшего в воздухе ножа и начала медленно, с видимым усилием разворачивать его острием вверх.

Мертвая тишина упала на мостовую, накрыла людей невидимыми крыльями, пригвоздила к месту, и в этом безмолвии Рейалл услышал тихий шелест-скрип, будто бы содержимое разбитых песочных часов тонкой струйкой сыпалось на деревянный пол.

Ши-дани разворачивала нож острием к небу, капли крови срывались с ее тонкого запястья и падали на булыжники мостовой, которые тускнели на глазах, покрываясь трещинами.

Сдавленный хрип-вскрик мага разорвал тишину, эхом отразился от каменных стен домов, но он был заглушён голосом Фиорэ, который выводил высокую, странную ноту, песню на одном дыхании, непрерывную, льющуюся как поток воды, болезненно-звонкую, заставляющую трепетать и покорно опускаться на колени со склоненной головой.

Власть ши-дани, о которой многие не знали или не хотели знать, сила, которой они пользуются редко или же не пользуются вообще.

Молодое лицо обремененного Условиями человека покрыла сеть тонких морщин, и чем выше поднималось острие ножа осенницы, тем глубже они прорезали лоб и щеки, горькими складками ложились вокруг рта и под глазами. Маг старел на глазах, будто бы Фиорэ поворачивала его время вперед, подгоняла немощную старость, оставляющую позади силу и привлекательность.

Рей смотрел в неподвижно застывшее холодное лицо осенницы и вдруг понял, что, когда блистающий багрянцем и золотом нож, рассыпающий вокруг янтаря на рукояти колючие рыжие искры, развернется острием к небу, человек, присланный орденом, умрет от глубокой старости. Потому что сейчас из светло-серых глаз осенней ши-дани смотрело безжалостное и неумолимое Время, которое властно над всеми без исключения. Которое не останавливается и не поворачивает вспять – просто идет вперед, иногда быстрее, иногда медленнее, перешагивая через любое препятствие, проникая сквозь любые стены и настигая каждого.

Великая сила, великая власть.

Потому что за ней следует сущность еще более неумолимая и безжалостная, избежать встречи с которой не суждено никому.

За плечом осенницы мелькнула тень, от которой повеяло холодом заброшенной могилы, нерушимым спокойствием и бесстрастным равнодушием. Словно натянулась прозрачная, хрупкая нить человеческой жизни, которую так легко перерезать той, которая имеет на это право…

Еще немного… только довернуть лезвие ножа…

– Пощади!!!

Девичий крик почти перекрыл жутковатую, пробирающую до самого нутра звенящую песню ши-дани. Голос осенницы сбился, дрогнул, когда Гвендолин подбежала к ней, упала на колени, обнимая руками запыленные сапоги Фиорэ:

– Остановись!!!

Красноватый нож выпал из ладони ши-дани, не завершив поворот на четверть оборота, зазвенел о камни мостовой. Густую, звенящую тишину словно платком смахнуло, Фиорэ моргнула, и человеческий облик проступил сквозь черты ши-дани, как земля из-под тающего снега.

Обычная, слегка растрепанная и напуганная женщина, у ног которой навзрыд рыдает светловолосая девчонка в зеленом плаще.

– Что вы стоите… – Вдвое постаревший маг с пепельной сединой в поредевших волосах тяжело оперся на плечо бледного градоправителя, с трудом дышал, хватаясь истончившейся рукой за грудь. – Хватайте… пока они оба ослаблены колдовством.

– Да-да, хватайте, – насмешливо отозвался фаэриэ, подходя к рыдающей Гвендолин и одним рывком вздергивая девушку на ноги. Ухватить за светлые растрепанные волосы, прикрывающие половину лица, отвести назад – и развернуть девушку к столпившемуся в нерешительности народу. – Только вначале взгляните в лицо тех, ради кого умираете!

Кто-то отвернулся, кто-то приглушенно вскрикнул, но большинство разглядывали магичку со знаком ордена, вышитым на уголке воротника, с брезгливым интересом. А посмотреть было на что – левая щека девушки выглядела так, будто кто-то аккуратно срезал с лица кожу, а потом шутки ради зарастил обнажившиеся мышцы и сосуды прозрачной пленкой. Метка Сумерек, след узкой трехпалой ладони, появляющийся, когда люди по глупости или неумелости пытаются вызнать будущее у изнанки тени или стремятся заполучить себе на службу мелкую нечисть. Левое веко оказалось не то срезанным, не то выжженным, а глаз потемнел, белок стал черным, пронизанным едва заметной сеточкой алых сосудов, тогда как зрачок вместе с радужкой обратился в жутковатое бельмо, затянутое зеленоватой пленкой.

Похоже, что когда-то давно Гвендолин слишком тесно пообщалась с Сумерками, наверняка прибегнув к зеркальному гаданию на суженого-ряженого, и по неопытности позабыла оградить себя должным образом, вот и расплатилась меткой на лице, которую не покажешь никому, даже близкому человеку. Слишком страшной делала она миловидное девичье лицо, и хорошо, если люди всего лишь шарахнутся в сторону, а не потащат на костер сжигать отмеченную изнанкой тени девку во избежание «нехорошего».

Рейалл бережно, почти ласково провел пальцами по горлу плачущей, но не смевшей шевельнуться девушки. Хотелось свернуть эту тонкую шею, одним движением, так, чтобы вместе с магичкой погибло то, что наблюдает за миром людей через искалеченный Сумерками глаз. Какое у нее Условие колдовства, если она составляет пару волшебнику, способному к сильному чарованию в солнечный полдень? Полночь? Закат?

Хотелось обезопасить и себя, и ши-дани от того, что может выбраться из этой девочки с наступлением темноты. Раз и навсегда обезопасить. Ведь это так просто – одно движение, и все. Она даже боли не почувствует…

– Проваливайте из нашего города!

Фаэриэ поднял голову, ища взглядом того, кто осмелился выкрикнуть то единственное желание, которое читалось на лицах людей в толпе, за исключением, пожалуй, обремененного Условиями человека и его спутницы с меткой Сумерек на щеке.