Мы, итальянцы, нуждаемся в варваре, чтобы обновиться. Наша раса всегда доминировала и всегда обновлялась от контактов с варварами. Мы должны ниспровергнуть, уничтожить и разрушить нашу традиционную гармонию, которая заставляет нас впадать в «прелесть» позорного сентиментального сутенёрства. Мы отрицаем прошлое, потому что хотим забыть, а для искусства забыть значит обновиться.

Это неистовое усилие обновления мы сделали за несколько лет, в то время как во Франции над этим усилием работали целые поколения! То, что мы хотим провозгласить и утвердить в Италии, – это новую чувствительность, которая даёт живописи, скульптуре и всем искусствам новый материал, чтобы создать новые отношения форм и цветов. Весь этот выразительный материал – абсолютно объективный и не может обновиться, иначе как освободившись от сверхценностей, которые к нему прилепили искусство и традиционная культура.

Нужно забыть то, что до сих пор требовалось от картины или статуи. Нужно рассматривать произведения живописного или скульптурного искусства как конструкции новой, внутренней реальности, которая строится по закону пластической аналогии, до нас почти неизвестному, с помощью элементов внешней реальности. И благодаря этой аналогии, самой сущности поэзии, мы придём к пластическим состояниям души.

Когда я говорю, что в скульптуре нужно моделировать атмосферу, я подразумеваю, что упраздняю, то есть забываю сентиментальное и традиционное значение атмосферы, которая, согласно недавнему веризму, окутывает вещи, делает их прозрачными, далёкими, почти призрачными и т. д. и т. п. Я считаю атмосферу материальной, существующей между одним объектом и другим, меняющей их пластические свойства – вместо того, чтобы парить над ними как ветерок, потому что культура научила меня, что атмосфера – неощутимая и газообразная и т. д. и т. п. Но я её чувствую, ищу, улавливаю, подчёркиваю в различных вариациях, которые накладывают на неё свет, тень и силовые потоки тел. Таким образом, я создаю атмосферу!

Когда благодаря самим работам поймут эту правду футуристской скульптуры, увидят форму атмосферы там, где раньше видели пустоту, а затем у импрессионистов – туман. Этот туман был первым шагом к пластике атмосферы, к нашему физическому трансцендентализм2; следующий шаг – это восприятие сходных явлений, доселе неведомых нашей глухой чувствительности, например, восприятие светящихся эманаций нашего тела, о которых я говорил на моей первой лекции в Риме и которые уже воспроизводит фотопластинка.

Теперь это чувственное измерение того, что казалось пустым, это осязаемое наложение слоёв на то, что мы называем вещами, и на формы, которые их определяют, этот новый аспект реальности – одна из основ нашей живописи и нашей скульптуры. Так становится ясно, почему из нашего объекта выходят линии или бесконечные потоки, которые заставляют его жить в пространстве, созданном его вибрациями.

Потому что расстояния между одним предметом и другим это не пустые пространства, но непрерывность материи различной интенсивности, которую мы обнаруживаем в чувствительных линиях, не отвечающих фотографической достоверности. Вот почему в наших картинах нет объекта и пустоты, но одна большая или меньшая интенсивность и прочность пространств.

Совершенно ясно поэтому, что я назвал затвердением импрессионизма.

Это измерение объектов и атмосферных форм, которые они создают и которые их окутывают, формирует КОЛИЧЕСТВЕННОЕ значение объекта. Если затем в нашем восприятии мы поднимаемся ещё выше и передаём другое значение – КАЧЕСТВЕННОЕ – у нас будет ДВИЖЕНИЕ объекта. Движение – качество, и как следствие для нашей пластики качество тождественно чувству.

Обвинение в кинематографии смешит нас как вульгарная глупость. Мы не разделяем визуальные образы, мы ищем знак, или лучше сказать, уникальную форму, которая заменила бы старое понятие разделения новым понятием непрерывности.

Каждое разложение движения – это действие совершенно произвольное, как произвольно любое разложение материи. Анри Бергсон говорит: «Всякое деление материи на независимые тела с абсолютно определёнными контурами есть деление искусственное»3. И в другом месте: «Любое движение, как переход от одного состояния покоя к другому, абсолютно неделимо»4.

Нашли ли мы формулу, дающую непрерывность в пространстве? Формулы в искусстве даются шедеврами, и с ними заканчиваются периоды развития… Что мы можем сказать откровенно с нашими картинами, которым несколько месяцев от роду? Мы занимаемся полевыми исследованиями, и для этих поисков нет почвы благодатнее, чем опьяняющая новизна современной жизни.

Поэтому, несмотря на наше неистовое стремление к определённому, мы отрицаем сегодня, на нынешней стадии нашей чувствительности, возможность абстрактного шифра, своего рода пластического концептуализма, который в своём определении типичного мог бы практически заменить интуицию индивида.

Переход в искусстве к концепции, когда в нас не хватает тождества между внешней и внутренней реальностью, очень опасен, и холодное производство образов некоторых кубистов это доказывает.

Поэтому обманулся бы тот, кто, принимая в теории некоторые наши утверждения о новом пластическом переводе реальности, стал бы искать на наших холстах эмоцию, следуя старым привычкам ума.

Чего не следует забывать, это того, что точка зрения в искусстве футуризма полностью изменилась.

Хотя и субъективная, современная живопись до сегодняшнего дня всегда была спектаклем образов, который разворачивается перед нами. В кубизме объект рассматривается комплексно, и картина представляет гармоничную комбинацию одного или нескольких этих многообразий в многообразии-пространстве, несмотря на это спектакль сохраняется.

Что мы хотим передать, это – объект, прожитый в его динамическом становлении, то есть передать синтез трансформации, которой объект подвергается в двух движениях, относительном и абсолютном.

Мы хотим передать стиль движения. Мы не хотим наблюдать, анатомировать и переносить в образы; мы отождествляем себя с вещью, а это совершенно иное.

Таким образом, для нас объект не имеет формы априори; единственное, что поддаётся определению, – это линия, которая обозначает отношение его веса (количество) и его развития (качество).

Это подсказывает нам линии-силы, которые характеризуют объект и приводят нас к цельности – сущностной интерпретации объекта, то есть интуиции жизни. Мы занимаемся исследованием конечного в последовательности интуитивных состояний.

Отказ от априорной реальности – вот пропасть, которая отделяет нас от кубизма, которая делает нас, футуристов, крайней точкой мировой живописи. Мы первые художники в Италии, которые заботятся о том, чтобы дать своему искусству то, что всегда отличало итальянское искусство в его лучшие периоды, – стиль и реальность.

У. Боччони

<15 марта 1913>

40. Пластические планы как сферическое развитие в пространстве

Архитектурный базис картины (в нашем футуристском понимании нового выражения формы) отвечает симфоническому пониманию окрашенных (не хроматических) масс, веса и объёма общего движения форм, обусловленного органическим внутренним изменением. Отсюда происходит совсем не равное членение конструктивных частей, каку художников прошлого, а скорее сложная конструкция ритмических форм с аритмическими формами, осколков конкретных форм с абстрактными формами. Конструкции непрозрачных форм с прозрачными, повторения частей определённых тел, которые разламываясь, пересекаются