Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас мы с Уэсли стояли под спасительным крыльцом, только я и он. Дождь барабанил по покатой крыше и стекал вниз потоками; в отдалении громыхал гром.
Эвелин с сыновьями Джеффри и Бреттом ушла в дом, а Райт сказал, что желает прочесать окрестности, перед тем как заступить на ночную вахту. Зонтик камуфляжной расцветки раскрылся и завис у копа над головой. Он использовал именно это выражение – прочесать окрестности. Мне послышалось в нем что-то угрожающее, например, как если бы солдат во Вьетнаме сказал, что хочет прочесать окрестности. Я едва не передумал насчет ночевки, основываясь на одной этой фразе, однако в конце концов уступил. Чего греха таить – вряд ли в доме моих родителей безопаснее, чем здесь.
– Ну что ж, – объявил я с излишним пафосом. – Наверное, мне пора.
– Пап, да не волнуйся ты. – Сын обернулся к дому. – Дядя Джефф за свою жизнь застрелил столько оленей, что можно целый год кормить нашу школьную бойцовскую команду. Разве может с ним сравниться какой-то придурок Дикки? Даже если Дикки ухитрится проскользнуть мимо копа… А он не проскользнет. Нам ничто не угрожает.
– Не хочу оставлять тебя одного. И никаких глупостей, которых ты в кино насмотрелся – типа пойду воздухом подышать или принесу из подвала что-нибудь вкусненькое. Ты должен ни на шаг не отходить от братьев, от тети и дяди. Поиграйте в монополию, например.
– В монополию? Да в нее с девяносто шестого года никто не играет!
– В девяносто шестом ты еще не родился.
– Вот именно.
Я обнял Уэсли, и он ответил тем же – в той мере, в какой можно ожидать от шестнадцатилетнего парня. И не отпускал, пока он не стал вырываться.
– В моем детстве было много всякого такого, о чем ты… О чем я никогда не рассказывал, – шепнул я сыну на ухо.
– Про Коротышку Гаскинса? – Дети знали о нем в общих чертах. В самых общих.
– Да. И когда его сын бродит где-то поблизости… поневоле нервничаешь. Какой позор, черт возьми – упустить преступника из-под стражи! Нынешний шериф Тейлор в подметки не годится своему отцу. Я бы подвесил его за одно место, если бы знал, что мне за это ничего не будет.
Уэсли хихикнул, и я, несколько успокоенный, наконец выпустил его.
– Мы приедем завтра утром, урвать немного от знаменитого хавчика Эвелин.
– М-м-м, – сын потер брюхо. – Уже чувствую, как холестерин забивает артерии.
Я усмехнулся.
– Тебе-то беспокоиться не о чем. Можешь есть топленое сало прямо из ведра, хоть немного мяса нарастишь.
– Не волнуйся, папа. Когда-нибудь и я стану толстым, как ты.
Нет, теперь уж точно все хорошо, как и должно быть! Я похлопал Уэсли по плечу, сказал, что люблю его, возблагодарил Господа, когда сын буркнул что-то в ответ, и со спринтерской скоростью побежал к машине. Не помогло – все равно промок до нитки.
2
Следующей ночью я спал на месте сына, в отцовском кресле размером с купе поезда, почти утонув в его подушках. Полностью разложенное, оно становилось настоящей кроватью. Хейзел запротестовала – ей хотелось, чтобы я лежал на диване, на расстоянии вытянутой руки от нее. Пришлось некоторое время посидеть рядом с дочерью и поболтать, пока она не утомилась и больше не возражала, когда я перебрался в кресло. Мейсон с Логаном спали практически друг на дружке; оба открыли рты настолько, что могли бы проглотить крысу, если бы та пробегала мимо и ненароком решила туда заглянуть. Андреа заявила, что она слишком устала, чтобы думать и тем более разговаривать, и на этот раз предпочла комнату моей сестры Пэтси. Я сходил проверить, как она там – словно причислил подругу к своим детям. Судя по дыханию, она спала. Секунды три я поиграл с идеей – забраться в ее постель и прикорнуть рядышком, но затем передумал. Еще проснется среди ночи, примет меня за вломившегося в дом преступника, и тогда мне мало не покажется.
Итак, я улегся в знаменитое кресло. Кроме шума обдувающих меня со всех сторон вентиляторов, в мире не было звуков. Я протянул руку, чтобы выключить лампу на верном папином столике. Там были разбросаны свежие газеты. Отец обещал перейти на айпад не раньше, чем гроб с его телом отнесут на кладбище. Прямо перед тем, как погас свет, мне бросился в глаза заголовок статьи о трупе, найденном на болоте, однако желания читать о нем я не испытывал. Догадаться несложно: неизвестно ни имя жертвы, ни убийца, ни то, зачем ему понадобилась голова. Однако я допускал, что весь город, подобно мне, подозревает Дикки Гаскинса в верности отцовским традициям.
Глаза привыкли к темноте, и комната обрела глубину. Я различал тени, различал силуэты безмятежно спящих детей, надеясь, что им снятся более приятные вещи, чем та отвратительная правда, которую я разузнал сегодня. Я думал об Уэсли и его двоюродных братьях – наверное, они сейчас играют в видеоигры или включили фильм категории R, который запрещено смотреть без взрослых. К собственному удивлению, я чувствовал, что сын в безопасности, и мои младшие дети в безопасности, и я сам тоже. Не знаю, откуда на меня снизошло такое спокойствие. Возможно, на самом деле Дикки Гаскинс пугал меня не больше, чем речной рак.
После обнаружения старой поземельной книги мы с Андреа не отыскали в библиотечном архиве больше ничего достойного упоминания. Да, по всей видимости, семьи Плайеров и Гаскинсов с давних пор были как-то связаны. Однако единственное свидетельство тому – покупка земли в совместное владение. Того участка, где вырос мой отец. Казалось невероятным, что я до сих пор об этом не знал, однако родители впали в странную забывчивость, когда мы начали расспросы. Хотя отец оправдывался и ссылался на неосведомленность, от меня не ускользнуло странное выражение его лица; впрочем, я не мог себе представить, зачем ему лгать. Нужно попробовать навести справки в городе.
Я вздохнул и посмотрел на потолок. Сколько раз приходилось слышать, как сверху доносится совершенно необъяснимый шум – поскрипывание, звуки шагов… По спине пробежали мурашки,