я едва помнила. Она была частью моей жизни в течение такого короткого времени, что ее отсутствие повлияло на мою жизнь больше, чем присутствие. Хотелось бы закрыть с ней все вопросы и обиды, но я знала, что даже если все получится, это не принесет мне такого облегчения и не будет так важно, как то, что я испытала за обедом с отцом.

После второго звонка за дверью раздался собачий хор и звуки несущихся к двери лапок.

Она распахнула дверь, лягнула собак, прогнав их, ее взгляд еще не совсем остановился на мне. Волосы были короткие, она покрасилась в дешевый оттенок красного. И казалась намного меньше, чем я помнила, но опять же, я была совсем маленьким ребенком, когда видела ее в последний раз. Кругленькая, пухлая, немного нездоровая на вид, а может быть, просто изможденная. Судя по внешности, жизнь у нее выдалась нелегкая.

— Чем могу помочь? — спросила она.

— Я прощаю тебя, — выпалила я.

Она долго смотрела на меня, а затем во взгляде проскользнуло узнавание. А вот грусти в нем не появилось, только испуг.

— Что ты здесь делаешь?

— Пришла сказать, что прощаю тебя.

Она заблокировала проход, будто я собиралась ограбить ее.

— Отлично, — сказала она без каких-либо эмоций.

— Ты не собираешься пригласить дочь к себе в дом?

Она уставилась на меня на несколько долгих, некомфортных секунд, а затем неуверенно отошла в сторону.

— Конечно. Входи.

Я последовала за ней через лабиринт из коробок и кучи разбросанных повсюду вещей на кухню, где был еще больший беспорядок. У нее явно начиналось патологическое накопительство вещей и собак. Я насчитала по меньшей мере восемь маленьких собачек самых разных пород, которые прыгали и кусали ее ноги, как голодные крысы.

— Садись, — она указала на барный стул за стойкой.

Я вытащила стул и стряхнула с него какую-то порошкообразную белую пыль. В доме было грязно. Я пыталась вспомнить, было ли у нас так, когда я была маленькой.

— Хочешь сок или еще что-нибудь? — спросила она.

— Нет, спасибо.

Я не понимала, почему все еще находилась здесь.

— У меня назначена встреча, и скоро нужно будет идти. — Она встала с другой стороны грязной столешницы и оценивающе посмотрела на меня.

— Ты стрижешь собак?

— Это помогает оплачивать счета, — последовал резкий ответ.

— Да я не осуждаю…

— Правда? Разве ты здесь не для этого, Эмилин? Чтобы осуждать меня?

— Нет, я уже говорила тебе, почему я здесь. Чтобы простить тебя.

— За что?

— За то, что бросила меня с ним.

Она правда считала себя невиновной?

— Ну, я бы не использовала слово «бросила». Ты всегда была папиной дочкой.

Что?

— Будто это оправдание, — огрызнулась я. — Его посадили в тюрьму за невыполнение отцовских обязанностей и жестокое обращение с детьми.

— Ты хочешь обвинить меня в том, что твой отец не смог оторваться от бутылки?

Я чувствовала, как лицо краснеет от злости. Почему я здесь? Казалось, она вообще чувств не испытывала.

— Ты эгоистка, — сказала я.

Она глянула на время на микроволновке.

— Пора идти.

— Где твой муж?

— На работе, — она посмотрела на меня.

— У тебя есть другие дети, которых ты бросила?

— Конечно, нет.

Поднявшись со стула, я направилась к двери, затем развернулась и положила руки на бедра.

— Он сказал, что я совсем не похожа на тебя. И знаешь, что грустно? Я очень рада, — мне вдруг стало не хватать воздуха. — Не понимаю. Почему ты меня ненавидишь? Что я тебе сделала?

— Я не ненавижу тебя. Я сделала все, что могла. Конец истории.

— Правда? — спросила я, отказываясь плакать при ней, и покачала головой. — Как ты можешь быть такой безжалостной? Ты чуть не разрушила мою жизнь.

Она моргнула в ответ. Если что-то и происходило за этими мертвыми глазами, я этого не видела. Развернувшись, я открыла дверь и вышла, громко хлопнув ею напоследок.

По дороге в отель я вспомнила, насколько несчастным был отец после того, как она ушла. До сих пор я всегда боялась, что способна совершить нечто настолько же ужасное, как совершила она, будто однажды переключатель внутри меня щелкнет, и я брошу людей, которые меня любили. Но теперь я вспомнила: она всегда была безразличной. Просто холодной как камень. Я даже никогда не видела, чтобы она плакала. Она не пыталась спрятать свою стервозную сущность за красивым фасадом. А всегда была стервой. Мне вспомнилось ее безразличие и отстраненность, даже когда я была маленьким ребенком. Не было ни объятий, ни особых сказок перед сном, ни милых прозвищ типа «бубочка» или «зайчик». Она и тогда была бессердечной и холодной, и сейчас осталась такой же. Мне было необходимо отпустить ее и не ожидать, что ее материнские инстинкты вдруг очнутся ото сна.

Следующие пару дней я провела в своем гостиничном номере, сидя над текстом. В день мероприятия Джейса я заглянула на его сайт. У него была встреча в баре после чтения в книжном магазине. Мне хотелось держаться подальше, разобраться во всем, но я как будто чувствовала его рядом. Назовите это судьбой или счастливой случайностью, но миссия, состоящая в том, чтобы связать концы с концами моего прошлого, привела меня прямо в Нэшвилл. Мы с Джейсом снова оказались в одном городе. Это, конечно, предполагалось, но опять же, я сама подтолкнула события. Я оказалась в его электромагнитном поле, и теперь меня тянуло к нему дюйм за дюймом. Какие таинственные силы разлучали людей и снова сближали их? Были это лишь гравитационные волны, или здесь действовало что-то еще?

Я поужинала в одиночестве, а затем пинала камень вниз по улице, спускаясь на пару кварталов от гостиницы и пытаясь отговорить себя от похода в бар.

Но несмотря на все мои блуждания той ночью, я оказалась прямо перед входом в бар. Конечно. «Бар и бистро Джексона». Как кстати.

Небольшой непринужденный ресторанчик был забит под завязку. На другом конце зала за барной стойкой я увидела Джейса в окружении оживленно разговаривающих женщин. В конце зала стояла Андреа и скучающе наблюдала за всем этим действом.

Внутри было шумно. Много болтающих людей, и я услышала случайный вопль фанатки. Меня от этого слегка подташнивало. Джейс выглядел немного растрепанным. С того места, где я стояла, было трудно сказать, но похоже, что одна из женщин зарылась руками в его волосы. У него были такие волосы, что они просто напрашивались на прикосновения, поскольку всегда выглядели идеально взлохмаченными. Он надел брюки от костюма и рубашку. Без галстука, но три верхние пуговицы были расстегнуты. Интересно, кто помог ему