Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вновь княжна меня удивила, ответив не с подколкой – мол, с чего взял, что глянулся? – а честно и искренне, при этом как-то неожиданно мягко и в то же время проникновенно:
– Никто и никогда из мужей на меня так не смотрел… Никто! Ни дружинники, ни тем более холопы или смерды. Даже иные князья не позволяли себе подобной дерзости! Как будто и не княжна я вовсе, а ты не простой ратник… Срамно так смотреть на девушку!
Речь она свою скомкала, словно не решившись договорить что-то сокровенное, а последние слова прозвучали с неподдельным укором и едва ли не с обидой. Но они явно скрыли под собой что-то другое…
И я ответил ей так же проникновенно:
– Когда ты только вошла в гридницу в Пронске, для меня словно солнце взошло да засияло так ярко, как никогда в жизни. Нет более любой моему сердцу девы – вот что я понял, как только впервые тебя увидел… И с тех пор я не стал думать иначе.
Я сделал еще один шажок, оказавшись уже вплотную к девушке, словно бы хотевшей отступить от меня, но после передумавшей. Ответила она, однако, с неподдельной болью и горечью в голосе:
– Егор… Какой же ты… Княжна я – вот мое проклятие! Не могу я выбрать суженого по сердцу, не властна я над собой! Кого батюшка в мужья выберет, за того и…
Однако я резко прервал ее речь:
– Батюшка твой скоро в землю ляжет! И брат твой, и Пронск в огне погибнет, и ты вместе с градом!
Девушка испуганно шарахнулась назад, но я продолжил, словно не замечая ее реакции:
– Так будет, слово даю, если мы Батыя не остановим! Но если все же победим мы поганых, если удастся нам моя задумка, выдержим мы осаду татар да пожжем их пороки – быть мне воеводой, коли голову не сложу! Точно тебе говорю, быть мне воеводой! А за воеводу да боярина, славой себя ратной покрывшего, батька тебя отдаст. Мне – отдаст!
Княжна посмотрела в мои глаза неожиданно робко, с отчаянной надеждой, однако быстро померкшей в ее взгляде:
– Не отдаст. Во мне кровь Рюриковичей, а ты…
– Еще раз услышу про простого ратника, уйду! Честное слово – уйду! Бог нас равными создал, и кровь у каждого из нас одинаковая, красная!
Мы оба ненадолго смолкли, а после я неожиданно для самого себя заметил:
– За боярина и воеводу точно отдаст, коли ты девство мне свое подаришь. Чтобы уберечь дочь от поругания чести девичьей да скрыть тем самым наш грех…
Глаза девушки округлились, словно два блюдца:
– Ты чего такое говоришь?!
Ростислава уже хотела было отступить назад, но я стремительно сблизился с ней и крепко-крепко схватил за талию, прижав к себе за тонкий стан столь плотно, что даже через рубаху и платье с накидкой меня обожгло жаром крепких, упругих девичьих грудей.
– Пусти! Пусти, а не то закричу!
– Ну, кричи!
Однако девушка не закричала, а спустя секунду я сжал ее в объятьях столь крепко, что она просто не смогла бы вырваться… И приник к ее устам жадным поцелуем, настойчиво, требовательно лаская ее губы своими, пытаясь проникнуть сквозь них языком…
Спустя всего мгновение Ростислава принялась бешено вырываться, но это привело лишь к тому, что мы оба упали наземь, причем я оказался сверху, а она – на спине. И тут же я потащил края подола ее платья вверх, заголяя стройные белые ножки, все еще жадно целуя сопротивляющуюся красавицу…
Однако отчаянным усилием она сумела отстраниться и бешено воскликнула:
– Не так! Не так!!! Силой возьмешь – никогда не прощу! Никогда!!!
Я замер, огорошенный, оглушенный ее окриком, и одновременно с тем с ужасом осознав, что в порыве страсти чуть ли не изнасиловал девушку, в которую успел влюбиться… И которая наверняка ведь при этом является девственницей.
Мудак, блин, иначе не скажешь! Хотя почему нет? Скажешь, и еще как!
Опустошенный, я отстранился от княжны и сел прямо на землю, с неподдельной горечью в голосе произнеся:
– Слава, прости меня… Словно помутнение какое было… Прости, не хотел тебя обидеть…
Однако в ответ я услышал лишь сдавленные, приглушенные девичьи рыдания, и мое сердце зашлось такой болью, что, наплевав на все, я просто лег рядом с девушкой и порывисто, крепко-крепко прижал ее к себе… В очередной раз. Однако вместо поцелуев принялся очень нежно гладить ее по шелковистым волосам, успокаивающе и одновременно с тем виновато приговаривая:
– Дурак я, дурак… Какой же дурак… Прости меня, прости… Просто я подумал, что так действительно будет лучше… Ведь тогда отцу твоему пришлось бы смириться с нашей волей – коли выживем… А коли нет, коли суждено сгинуть, так успел бы перед концом познать сладость любви самой прекрасной на свете девы…
Что характерно, Ростислава не пыталась вырываться, когда я принялся ее гладить, а после последних слов остановились и ее слезы. Наконец, я услышал ее чрезвычайно сердитый голос, однако в нем не было ненависти или обиды. Лишь упрек – и одновременно с тем словно бы восхищение:
– Лис… Какой же ты хитрый лис…
Неожиданно девушка порывисто встала и принялась шагать от меня прочь. Я не совсем понял, что происходит, оставшись лежать на земле и с отчаянным сожалением глядя в спину княжне, но та вскоре остановилась и, обернувшись, вновь сердито подметила:
– Мне тебя что, еще и ждать?!
Я тут же вскочил на ноги, одновременно с тем с легким недоумением ответив:
– Куда мы?
Девушка раздраженно фыркнула:
– Куда-куда… На сенник! Или ты хочешь взять меня прямо на холодной земле?
У меня от восторга перехватило дыхание, так что я едва сумел вымолвить:
– Ты что же, решилась?!
Ростислава с неожиданным вызовом в голосе, раскованно и одновременно с тем счастливо ответила:
– Не только ты будешь жалеть, коли перед гибелью не познаешь любовь! И да, любый ты мне Егор, очень любый! Ты умный, ученый да храбрый, ты удалой и ничего не боишься! И может, действительно сумеешь поганых остановить… И тогда у батюшки моего действительно не останется выбора – придется замуж за тебя отдавать порченную тобою же девку!
…Все, что произошло дальше, я помню лишь отдельными фрагментами, ибо тогда меня с головой буквально захлестнул штормовой шквал чувств и эмоций да пьянящий восторг…
Но я никогда уже не забуду горящих неукротимым огнем шалых глаз возлюбленной в тот самый миг, когда она распустила завязки, и платье, тихо шурша, заструилось по ее бархатистой коже вниз, обнажая изящную шею, высокую крепкую грудь с заострившимися от холода сосками, плоский, едва ли не впалый живот, и резко контрастирующий с белой кожей черный треугольник волос чуть ниже… Да еще длинные, по-девичьи тонкие ножки… А от вибрирующих интонаций ее горячего шепота у меня словно шерсть дыбом встала!
– Что же ты не идешь, не обнимешь меня… Не поцелуешь…