«Сюжет повести — универсальная модель человеческой жизни, четко разделенной на две сферы — Добра и Зла, — пишут в своей книге О. Новикова и Вл. Новиков. — Город Котома-Дядька и город Шабарша замыкают собою всё мировое пространство — это сказочный „двойной портрет мира“… И, как бы сложен, пестр, многообразен ни был окружающий нас бесконечный мир, составляющие его вещество добра и вещество зла сохраняют свою резкую противоположность. И надо уметь за путаницей мелочей и подробностей увидеть суть, назвать белое белым, а черное черным… Зло в химическом виде — это именно пустота, бездуховность… Добро — это напряженное, порой мучительное духовное усилие».

Чудеса происходят вокруг Васи и Ивы, отправившихся в путешествие (Ива называет его «свадебным», хотя столь торжественного акта им надо ждать еще несколько лет), а от них для преодоления злого умысла одного человека, живущего на свете уже несколько веков, теперь под именем Леона Спартаковича, правящего городом Шабарша и сделавшего предложение руки и сердца Иве, требуется именно «напряженное, порой мучительное духовное усилие».

Раскрывает юным путешественникам почти в начале их пути тайну Леона Спартаковича Ворон-предсказатель, явившийся в повесть Вениамина Каверина из пьесы-сказки Карло Гоцци «Ворон». Не перенесенный непосредственно, а осмысленный, как это всегда случается у Каверина, и современно, и немного иронично, и являющийся тем мостом между прошлым и настоящим, который вселяет надежду на будущее. Так в сказке, наполненной отчетливыми современными реалиями, возникает вневременность и внепространственность, столь важные для Вениамина Александровича Каверина на протяжении всего его творческого пути.

И, конечно, Зло оказывается побежденным, хотя и не навсегда: писатель слишком хорошо знал, что оно непобедимо в принципе и обладает способностью возрождаться. Открыв Васе и Иве имя злодея — Верлиока — старый Ворон умирает, высказав опасение, что и Вася должен будет умереть, раскрыв Леону Спартаковичу Пещерикову его истинное имя. Однако этого не происходит, а Леон Спартакович, державший в руках волшебный светящийся шар, выронил его из рук и «рассыпался на множество маленьких верлиок, отвратительно розовых, как новорожденные мыши… Эти мыши были ростом с двухлетнего ребенка, и нельзя сказать, что между ними и исчезнувшим Демоном Бюрократии не было никакого сходства. Хотя, как и полагается новорожденным, они были совершенно голыми, в руках у них были, черт возьми, не что-нибудь, а дротики и копья… Вася бросил шар в поле, и верлиоки побежали за шаром, сталкиваясь и топча друг друга… Маленьких чудовищ становилось всё меньше и меньше».

Но навсегда они исчезнуть не могут — поэтому в момент, когда Вася готовится прожить долгую и счастливую жизнь с Ивой, в его комнате появляется элегантная дама, Судьба, и признается ему, что подарила герою вторую жизнь, потому что ей надоел Верлиока. И Вася, уговаривая эту капризную даму продлить его век, рассказывает о том, что на их свадьбе с Ивой кот Филя своими глазами видел под столом маленького верлиоку, а Вася собирается, окончив философский факультет университета, написать книгу под названием «Ошибки судьбы».

«Дама глядела на Васю со странным выражением любопытства и — вы не поверите — восхищения. Так художник подчас смотрит на свой нежданно-негаданно удавшийся холст.

— Ты заинтересовал меня, — сказала, наконец, Судьба. — А это труднее, чем справиться с Верлиокой. Обо мне написано много книг. В одних меня благословляют, в других проклинают. Но о моих ошибках, кажется, еще никто не писал. Хорошо, я подожду. Может быть, мы еще встретимся. А пока желаю счастья.

И она исчезла. Жизнь продолжалась».

Так ли заинтересовала Судьбу будущая книга о ее ошибках (которых, как известно, и она совершает немало) или слова о том, что на свадебный обед проник маленький верлиока, который непременно вырастет и, может быть, не раз еще посетит не только этот дом в поселке, но и куда более обширные пространства? Каверин дает возможность каждому решать по-своему, не понаслышке зная и об ошибках Судьбы, и о неистребимости Зла… И в этом — «Счастье таланта», как назвал писатель одну из своих книг воспоминаний.

Сегодня эти слова мы относим к писателю, историку литературы, человеку, наделенному высокими нравственными качествами и никогда не лгавшему в своих произведениях, — Вениамину Александровичу Каверину.

Помните, в романе «Художник неизвестен» одно из пронзительных лирических отступлений, где размышления автора связаны с категорией времени? И не просто времени — его возвращения.

«Знаете ли вы, что такое возвращение времени?

Это когда среди разговора или даже в одиночестве вы вдруг начинаете прислушиваться к себе со странным чувством человека, вступающего в новый круг своей жизни.

„Мне кажется, что это было со мной однажды“, — говорите вы, и все соглашаются, припоминая, что это как-то случалось и с ними. И вы долго потом бережете это чувство, быть может потому, что оно кажется вам границей, которую время проводит между возрастами человека, — а возрастов ведь гораздо больше, чем детство, юность, зрелость и старость. Врачи называют это явлением ложной памяти. Но это совсем другое. Это мотор времени перестает стучать, и оно бесшумно спускается вниз планирующим спуском».

Именно по этому закону «плавно спускающегося вниз времени» и написаны книги Вениамина Александровича Каверина «Освещенные окна», «Вечерний день», «В старом доме», «Письменный стол», «Литератор», «Собеседник» и самая последняя, вышедшая незадолго до ухода писателя из жизни. Хотя она довольно резко отличается от названных — той накопившейся за десятилетия болью и яростью, которые необходимо было выплеснуть из глубины души. И — одновременно — той теплой, душевной памятью, что сохранилась о людях, рядом с которыми прошла жизнь и осталась навсегда горечь от их ухода…

По свидетельству сына Каверина, Николая Вениаминовича, писатель успел подержать в руках сигнальный экземпляр книги, выпущенной в свет в 1989 году.

Она носит многозначительное название «Эпилог» и явилась перед нами действительно в качестве эпилога к жизни — горького и мужественного, потому что в ней Вениамин Каверин попытался расставить все точки над i, договорив то, о чем вынужден был молчать на протяжении долгих десятилетий, рассказывая о страхе как определяющем чувстве для страны и всех ее жителей, вспоминая события подлинно трагические (как судьба Михаила Зощенко, аресты старшего брата Льва Александровича, процесс над Даниэлем и Синявским, злобную суету вокруг произведений А. И. Солженицына) и трагикомические (как «охота» на Виктора Шкловского и засада в доме Тыняновых на Греческом проспекте)…

А еще — рассказывая о том, как до неузнаваемости менялись люди, в том числе и «Серапионовы братья», превращаясь постепенно из талантливых писателей в чиновников от литературы.

Читать «Эпилог» трудно, потому что написана книга как горькая исповедь сына века — честная, без утаек, без стремления что бы то ни было приукрасить. И если в названных выше мемуарных книгах Вениамина Александровича Каверина, а точнее сказать, мемуарно-художественных ощущение возвращенного времени становится и нашим, читательским чувством, глубоко пережитым и осмысленным, чувством светлым, счастливым, то, читая «Эпилог», испытываешь неподдельную боль, стыд, отчаяние, как это бывает всегда, когда перед нами разворачиваются самые неприглядные, самые подлые страницы отечественной истории.