— Может быть, они столь же нелепы, как и ваши? — наивно спросил маленький судья, сделав наивные глазки.

— К сожалению, Антон Захарович, не могут быть. И это не мои досужие домыслы, а факты, причем зафикси­рованные официальными органами.

— Кем? Когда?! — с еще большим возмущением вос­кликнул мэр.

— Кем, спрашиваете? Судебно-медицинской экспер­тизой. Когда? Да вот после происшедших событий. По горячим следам.

— Слушайте, какая экспертиза? Где вы ее произво­дили? — не унимался мэр.

Вячеслав Иванович с улыбкой выслушал его и заметил:

— Во-первых, не я, а пострадавшие. А во-вторых, мне кажется странным, Савелий Тарасович, что вы волнуе­тесь так, будто это дело касается лично вас, напрямую, то есть непосредственно, в то время как подполковник молчит словно в рот воды набрал.

— Ты все напутал, Вячеслав Иванович, — вмешался Турецкий. — Это не он, это Иннокентий Мурадович на­брал.

— Я не в прямом смысле сказал, а в переносном.

— Ах вон ты о чем?..

Они старательно изображали из себя недалеких слу­жак, вынужденных принимать неприятные решения. Но

Турецкий размышлял, для чего нужно Славке в данном случае явно вызывать огонь на себя? Или появилось то, о чем ему, Александру, еще неизвестно? И тогда он, при­нимая удар, тем самым развязывает Турецкому руки?

— Ну не желаете, господа, слушать — и не надо. Я и сам мало удовольствия испытал, честно вам заявляю. Особенно тот момент, когда эти уголовники, как вы, Са­велий Тарасович, совершенно справедливо выразились, сообщают моей сотруднице, что ее захватили по прямо­му указанию, — показал Грязнов пальцем, — Павла Пет­ровича, а затем подробно рассказывают о том, что он с ней станет делать, если она не расколется. Ну ему, я по­нимаю, понятно уже, что мы отчасти и по его душу при­были. А им-то, бандитам, зачем? Ни они нам, ни мы им не нужны. Так в чем же дело? В общем, скажу вам чест­но, господа, не стал я ломать себе голову, а позвонил Ивану Христофоровичу и обрисовал ситуацию. А затем предложил, что для пользы дела, то есть во избежание помех в дальнейшем расследовании, нам надлежит при­остановить, скажем так, деятельность подполковника Затырина, временно освободив его от занимаемой дол­жности и отправив под домашний арест. И взяв подпис­ку о невыезде. Ну а дело о соответствии подполковника занимаемой им должности необходимо передать для слу­жебного расследования в Главное управление собствен­ной безопасности МВД РФ. Генерал Седлецкий полнос­тью со мной согласился. О чем я вам, господа, и сооб­щаю. Можете лично проверить, кто сомневается. Поста­новление об этом, подписанное начальником ГУВД об­ласти, вас ожидает, господин подполковник, в вашем кабинете. А мне вы можете прямо сейчас сдать ваше лич­ное оружие и служебное удостоверение.

Затырин из багрового сделался бледным до синевы. Гневным взглядом уперся он в Грязнова, который не де­монстрировал никаких попыток силового решения это­го вопроса, и собрался что-то ответить, наверняка в рез­ком тоне. Но Вячеслав Иванович, по-простецки взъеро­шив рыжие волосы на затылке, будничным тоном опе­редил его:

— Давайте, Павел Петрович, не будем затягивать, для вашего же спокойствия.

Затырин положил пистолет и удостоверение на стол и сделал шаг в сторону. Грязнов взял и не глядя сунул их в свой карман.

—Да, Саня, — сказал он таким тоном, что все осталь­ные не могли не обратить на это внимания, — я ж еще один вопрос с генералом решил. Спрашиваю у него: а где сейчас находится командир ОМОНа? Надо, мол, его срочно допросить. Уж очень много к нему накопилось у нас вопросов. Ну Иван и отвечает: сейчас прикажу уз­нать и перезвоню. И знаешь, что, оказывается, выкинул этот Умаров Умар Закирович? В бега подался! Ох, чует кошка, чье мясо съела! Я сразу сообразил, Саня! Откуда известно? — спрашиваю. А генерал отвечает: «Да уж тре­тий день ни на службе, ни дома не появляется. А эти олу­хи доложить боялись, все, понимаешь, ждали чего-то?» А чего? Когда рак на горе свистнет? Так он уже давно сви­стнул. Ну и говорю, что, раз, мол, такое дело, немедлен­но объявляем его в федеральный розыск. И официально предлагаю Ивану все необходимые данные на этого май­ора срочно отправить в Москву, в министерство. Не пер­вый ведь в нашей жизни случай, верно? Многим такой поворот дела мозги вправлял, я правильно мыслю?

— Абсолютно с тобой согласен. А заодно, думаю, и остальным хорошим уроком будет.

— Ты имеешь в виду кого-нибудь конкретно, Саня? — с наивным видом спросил Грязнов.

, — Да тут и конкретно, и абстрактно, если кому-ни­будь придет шальная идея смыться, хотя бы на время, пока все утихнет. Но я уверен, что не утихнет, Слава. А ты как считаешь?

— Ох не утихнет, — горестно вздохнул Грязнов. — В общем, уже сегодня мы этого Умарова объявили в розыск. Посмотрим, куда он от нас денется. Ну да ладно, это все частности. А я, видит бог, господа, не хотел портить вам настроение. Так что мы с Павлом Петровичем, пожалуй, поедем, нам еще предстоит длительная беседа, а вы уж извините... Да, Александр Борисович, — Вячеслав Ива­нович повернулся к нему, словно забыл сказать о самом главном, — по опыту почти профессионального рыболо­ва могу тебе заявить, что в эту погоду и в данное время суток хорошая рыба клевать не будет. Поэтому ты с нами или как?

— Да, видимо, в таком случае тоже придется изви­ниться перед хозяевами... — с сожалением ответил Турец­кий. — Но ты считаешь, точно не станет клевать, да?

— Сто пудов не станет.

— Ну что ж, тогда, господа, разрешите и мне откла­няться. — Турецкий отдал всем общий поклон и отдель­но помахал ладонью чекисту: — Рашид Закаевич, вы о моей просьбе не запамятовали?

— Помню, — кивнул тот.

— Телефончики ваши для связи оставьте, пожалуй­ста.

— Ах да-да, — «вспомнил» чекист.

На бумажной салфетке он записал два номера своих телефонов — городской и мобильный — и отдал Турец­кому.

— А вы, Иннокентий Мурадович, как себя чувствуе­те? — не мог не поинтересоваться Александр Борисович напоследок, складывая бумажку с телефонами и пряча ее в карман.

— Все в порядке, — закивал и тот.

— Ну и славненько. Извините, Савелий Тарасович, что не успел до конца воспользоваться вашим гостепри­имством. Надеюсь, все у нас впереди.

И они втроем — с Затыриным, который невольно оказался между Грязновым и Турецким, — пошли к ка­теру.

— Что так скоро? — спросил Гоша.

— Дела, — коротко ответил Грязнов и спросил у него: — Если мы каюту вашу займем, ничего? Уединить­ся надо.

— Какой разговор? — ухмыльнулся Гоша, с недове­рием посматривая на подполковника, которого заметно покачивало. Но явно не от выпитого.

Впрочем, усевшись в небольшой каюте, Затырин словно бы почувствовал себя увереннее. Точнее, стал на­глеть. Даже лицо порозовело и вскоре стало приобретать привычный красный цвет. Но краснота стала сменяться бледностью, когда Грязнов включил свой диктофон и послышалась речь...