Сразу почувствовав опасность, сержант стал, кряхтя и постанывая, подниматься, снова уселся на стул, кото­рый сам же и поднял. И все это он проделал с видом пол­ностью обессиленного человека, с невероятным трудом превозмогавшего свою немощь.

— Спасибо, Александр Борисович, — сказал Гряз­нов, — ты очень нам помог установить истину.

— У меня есть встречная просьба к тебе, Вячеслав Иванович. Попроси его, чтобы он составил нам полный список сотрудников милиции, которые принимали учас­тие вместе с ним в издевательствах над задержанными людьми. И особо отметил тех, кто насиловал женщин, задержанных на митинге, а потом и после зачистки в За­водском районе. Там ведь не только омоновцы в масках были, я знаю. Да у меня и показания пострадавших име­ются. Поэтому ему, — Турецкий ткнул пальцем в сторо­ну Малохоева, — выгодней всего сообщить нам правду, это ему, вполне вероятно, отчасти зачтется при оконча­тельном решении его судьбы.

Турецкий вышел, а Грязнов наклонился к Малохоеву:

— Ты все понял, Степан? Затырин твой пока под до­машним арестом и подпиской о невыезде, но мы добь­емся того, что он сядет. И сядет основательно. Командир ОМОНа Умаров в настоящее время кинулся в бега — та­ковы официальные сведения, от генерала Седлецкого. Значит, усек майор, чем уже сейчас грозит ему наше рас­следование. А я сегодня объявил его в федеральный ро­зыск. И со своей стороны могу тебя заверить, Малохоев, что все без исключения виновные будут обязательно на­казаны. Слово даю. Вот и делай выводы, сержант, — сам сознаешься или я из тебя вышибу показания. И ник­то, ни одна душа, меня не остановит, наоборот, еще спа­сибо скажут за то, что я избавил людей от таких вырод­ков. Да, и последнее. Если у тебя вдруг возникнет мысль, будто от тебя требуют кого-то закладывать, то ты сильно ошибаешься. Не забывай, что чистосердечные призна­ния, если они сделаны вовремя и по собственной твоей инициативе, в суде воспримут гораздо лучше, нежели те же самые признания, но вырванные у тебя под давлени­ем неопровержимых улик либо под угрозой неумолимо­го наказания. Так что подумай, ко всему прочему, не толь­ко о своей шкуре, но еще и о собственной выгоде. А те­перь вернемся к моим вопросам. Итак, что делал рядо­вой Быков? Рассказывай подробно...

...Владимир Поремский в буквальном смысле измо­тал Ивана Быкова десятками вопросов, которые, по твер­дому убеждению милиционера, не имели никакого от­ношения к тем обвинениям, которые, опять же по его мнению, могло ему и его товарищам выдвинуть след­ствие.

Он путался в мелких деталях. То он пил водку вместе с остальными, то категорически отказывался от своих же показаний. То его долго били чуть ли не десяток чело­век, опрокинув на землю, то он пострадал в честном ку­лачном бою со своим соперником Сороченко, к которо­му лично не имеет никаких претензий. В общем, врал и выкручивался как только мог. Он неловко уходил от кон­кретно поставленных вопросов, оправдываясь незнани­ем. Он-де простой водитель, того не видел, об этом не слышал, а раньше говорил только то, что его заставляли. Кто заставлял? Да тот же подполковник Павел Петрович Затырин, которого только что арестовали. Либо сержант Степан Егорович Малохоев, старший милицейского на­ряда.

Ни в каких насилиях он вообще участия не прини­мал и даже не слышал о них, поскольку в тот день, а так­же на следующий находился на бюллетене, о чем есть заверенный печатью медицинский документ.

Поремский немедленно прицепился к выражению «в тот день» и заставил Быкова здорово попотеть, пока тот смог наконец внятно сформулировать, что он ничего сам не видел, но слышал краем уха от соседей, будто в городе разбушевалась милиция и многие жители от ее действий серьезно пострадали. А лично он — ни-ни, он дома си­дел, на «биллютне», жена может подтвердить. Да и те же соседи, которые его дома видели.

А ознакомившись с показаниями рядового Чуркина, в которых его, Быкова, роль была описана довольно-таки сдержанно, сознался наконец, что все именно так и было. То есть никакой вины за свои действия он не испытыва­ет, ибо и действий, как таковых, тоже фактически не про­изводил. Ну кинулся, когда тот мужик оружие сержанта поднял и велел бросать автомат, ну споткнулся о поднож­ку, ну маленько посопротивлялся, а как же, за что и по­лучил ногами под ребра, но ведь сам-то никого не бил, не унижал. А вот ему еще и рожу об асфальт вытерли! И потом, он же все-таки выполнял приказ, а значит, его собственной самодеятельностью тут не пахнет. Какие к нему претензии?

Зато о приказе подполковника, о подробных указа­ниях сержанта, объяснявшего им с Чуркиным, что над­лежит делать, — вот об этом он рассказывал подробно, буквально цитируя Малохоева. И откуда у него такая из­бирательная память?!

Оказывается, и избиений задержанных бизнесменов, а также грубостей по отношению к их женам он тоже не допускал, этим занимался исключительно сам сержант. Так что, по сути, можно было на этом и заканчивать доп­рос Быкова.

Превышение полномочий? Это что еще считать пол­номочиями... Но можно и так сказать, было, наверное, однако совсем немного и без опасности для жизни граж­дан. И в этом пункте его показания полностью совпада­ли с признаниями Чуркина.

Сам Сергей Чуркин, только услышав, что подполков­ника задержали и даже отправили в тюрьму — так ему, во всяком случае, показалось, — сообразил, чем дело пах­нет. Недаром же их районное управление уже несколько дней трясло от неизвестности и слухов, которые должны были определенно принести начальству крупные непри­ятности. Все об этом шептались — кто со злорадством, а кто и с опаской. Знали же, что им всем могут инкрими­нировать. Но по инерции продолжали надеяться, что начальство всех прикроет. Ну маленько, может, и нака­жет — словесно, не без этого.

А сегодня днем появился новый слух о том, что про­курор Керимов — по мнению многих, последняя тварь, — нажравшись водки на пикнике у плеса, где традиционно собиралось все городское руководство, поплавать ре­шил — сам чуть пузыри не пустил, и при этом утопил собственные портки вместе с пистолетом. А за утерю та­бельного оружия ему теперь могут грозить серьезные сан­кции со стороны его собственного начальства. И весь народ из обслуги, который находился там, говорят, отка­зался лезть в холодную воду, чтобы выручать прокурора. Да ему наверняка и нагорит-то несильно — рука ж руку моет. А в сейфах столько изъятого в качестве веществен­ных доказательств оружия, что выбирай себе любой ствол, никому и в голову не придет номера сличать... Кто принес слух — неизвестно, но он распространился по городу с поразительной быстротой.

Собственно, Сергею Чуркину и бояться-то было осо­бо нечего. Да, он разгонял митинг, но ему же самому и досталось от кого-то из митингующих по башке палкой. И он опять же не сам на рожон полез, а по приказу под­полковника Затырина. Вот пусть теперь тот и отвечает за последствия.

Кстати, после операции с бизнесменами Затырин лично приказал ему, Чуркину, и двоим другим милицио­нерам немедленно лечь в местную больницу, где у всех троих были официально зафиксированы многочислен­ные следы побоев, а также поставлен диагноз сотрясе­ние мозга. После чего их распустили по домам. Но Чуркин мог бы поклясться, что это была специальная акция, которая понадобилась только затем, чтобы подполков­ник мог после этого дать команду «фас!». Что, в общем, и произошло, когда прибыл в город областной ОМОН.