– А я серьезно тебе отвечаю: скоро увидим. – С этими словами я все-таки включил тепловизор «Шахин» (благо солнце еще не успело показать из-за горизонта свою жгучую желтую морду, и прохладные поверхности обещали достаточный контраст).

При выявлении вражеских огневых точек я привык полагаться только на «точные данные инструментальной разведки в реальном масштабе времени», а не на вангования Кадама или волхования Шень Ди.

– Вижу-вижу ваш пушок через драный лопушок… – пробормотал я из детского стишка.

– В смысле? – не понял дядя Вова.

– Эти скворечники на башнях крепости – они, представь себе, поворотные. Внутри каждого находится солнечная пушка и расчет из четырех человек, который эту пушку обслуживает. Можешь сам поглядеть.

– Я верю, верю, – отмахнулся от моего предложения дядя Вова. – А катапульты у них где? Я уже привык, что они тут без катапульты и за хлебом не выходят!

– Катапульт не видно, – вздохнул я.

– Катапульты нас не волнуют, – проскрипел над ухом неожиданно материализовавшийся поблизости Кадам. – Мы не собираемся осаждать эту крепость по всем правилам военного искусства.

– А что мы в таком случае собираемся?

– Внезапным наскоком похитить Амиту и скрыться!

– Ах ну да, принцесса… Совсем о ней забыл. Кстати, а где они ее держат?

Реакция Кадама на мой вопрос была неожиданной. Он посмотрел на меня в упор немигающим взглядом хищной птицы и вдруг улыбнулся.

– Ты не видишь где, огнеборный? Неужели твоя волшебная коробка не показала тебе Амиту?

– Не показала, нет.

– А моя волшебная коробка, – и с этими словами Кадам достал из складок плаща черный деревянный ящичек с гербом Бин Назима на крышке, – сейчас покажет!

Маг открыл крышку и под мелодичный перезвон из недр шкатулки поднялись несколько пластинок горного хрусталя. Кадам бережно покачал шкатулкой в воздухе туда-сюда и вдруг… поймал первый луч восходящего солнца!

Луч заиграл золотом в хрустале, преломился, еще сто раз преломился… и вдруг я увидел на самой большой стеклянной пластине Рог Вечности!

Но только на этом изображении, в отличие от того, что мы могли видеть невооруженным взглядом, присутствовала еще одна, четвертая башня!

Она стояла в центре треугольника, очерченного крепостными стенами. И, черт побери, я никогда не видел ничего похожего на это!

Башня была необычайно искривлена, точно рог носорога. И сложена она была не из кирпичей или тесаных камней, а из загадочного черного материала, похожего то ли на смолу, то ли на черненое стекло.

Так вот он какой, значит, – Рог Вечности…

Черная Башня возносилась на добрые двадцать метров. А на вершине у нее имелось расширение, похожее на присевший передохнуть корабль инопланетян.

– Амита здесь, в Черной Башне, – охотничьим азартным полушепотом сказал Кадам, указывая на «корабль инопланетян».

– Ты знаешь это точно?

Кадам уверенно кивнул.

– Как-то я не понял… А почему мы все это в тепловизор не видим? – спросил дядя Вова. – Ну, эту кривую башню?

– Да какая разница?! Я лично не хочу знать ответ на этот вопрос. У меня и так голова тетраэдрическая, – вздохнул я.

И в самом деле, чудес и диковин в моей жизни за последние два месяца нарисовалось так много, что я, считай, потерял к ним всякий вкус!

Всё в этом мире приедается – даже самое волшебное волшебство.

Окрестности оазиса Вади-Вурайя

Империя Алхимиков

А после плотного завтрака, за чашечкой кофе мы обсуждали способы осады крепости.

Точнее, не осады, а молниеносного, ошеломляюще быстрого налета.

Поначалу по праву старшего солировал Шень Ди. Глаза злобного коротышки горели, его реденькая борода задорно топорщилась, а руки, похожие на сморщенные лапки опоссума, то и дело вздымались к небесам в театральных жестах.

Я догадывался, что командировка в Вади-Вурайю в каком-то смысле вершина придворной и политической карьеры Шень Ди. И что к ней он шел через задания куда менее романтические…

– В крепость надобно проникнуть по воздуху, – вещал Шень Ди, сладко жмурясь. – Чтобы осуществить это, мы соорудим из ромейских пергаменов огромные шары и наполним их горячим дымом от костра. Тогда при попутном ветре мы сможем перелететь прямиком на вершину Черной Башни, где держат принцессу.

– Превосходная мысль, почтенный Шень Ди, – подобострастно закивал Кадам. В его голосе мне не почудилось ни тени иронии, что значит придворная школа субординации! – Но поведай мне скорее, а располагаем ли мы в достаточном количестве теми тончайшими шкурами, которые ты именуешь «ромейскими пергаменами»? Ведь их у нас должно быть много, не менее четырех или даже пяти десятков, дабы мы могли изготовить из них хотя бы два летучих шара!

– Пока таких шкур у нас нет, – наморщив лоб, ответил Шень Ди печально. – Но насколько мне известно, тейп Желтого Орикса изготавливает превосходные образцы того, что нам нужно! Нам достаточно лишь послать к ним гонцов с некоторой суммой, они выдадут нам шкуры, и работы можно будет сразу же начать!

Кадам призадумался. Как видно, прикидывал, сколько все это – покупка, транспортировка шкур и пошивка шаров – может занять времени… И хотя Кадам изо всех сил скрывал сей факт, я лично проинтуичил: ему, лучшему боевому магу Бин Назима, замысел Шень Ди кажется дурацким и принципиально невыполнимым.

Да и в самом деле: разве можно полагаться на такое капризное транспортное средство, как воздушный шар, даже если оно у тебя есть?

А если ветер переменится?

А если шар подскочит вверх на лишние метры?

А если его продырявят из стреломета?

Так это если шар есть! А если его нет?

Но высказать свои соображения Кадам так и не счел возможным. И потому он, как какая-нибудь содержанка со стажем, знающая все слабые места своего недалекого папика, ждал, пока Шень Ди сам откажется от своих заблуждений.

А чтобы этот отказ стал возможным в принципе и, более того, наступил поскорей, Кадам счел необходимым продолжать мозговой штурм и передал слово… голему Тутарбану.

Каменношеий великан неспешно поднялся во весь свой немалый рост и голосом, похожим на скрип многотонного мельничного жернова, произнес:

– Надо… разбить… ворота. Я… разобью… ворота… Вы… заходить.

Мы с дядей Вовой переглянулись. Ничего другого мы от нашего глиняного друга и не ожидали.

Также я отметил про себя, что впервые слышу, чтобы Тутси толкнул речь длиннее двух-трех слов. Обычно-то он был нем, как колода!

Кадам встретил слова голема с уважительной серьезностью. Мол, тоже точка зрения не хуже других!