Как мы разделись, я не помню, скорее всего, быстрее быстрого. И вот мы нагие, вот моя женщина, которую я безумно желаю, чуть смущенно опускает глаза. Нет, не была еще хорошо натоплена баня, потому и в парилке было тепло, но не жарко. Жарко стало только тогда, как мы накинулись друг на друга и…

Через пару часов, полных страсти и любви, мы пошли в терем. Я бы и здесь, в бане, провел остаток дня, но был еще один человек, обнять которого очень хотелось. Сына Александра досматривала главная «мамка», то есть «обер-нянька» Агапа. И никто не волновался, когда ребенок оказывался в руках это благословенной женщины.

Как только я вошел в покои сына, большая баба, по местным меркам такая, что только из-за нее могли появиться мифы о великанах, встречала меня с недовольным видом. Не скажу, что я испугался, но насторожился, точно. Уж больно грозно выглядела Агапа.

— Все, воевода, мочи нет, забирай, хоть на работу, хоть в ратники, одолели бабы… — вопреки всяким «законам приличия» и субординации, жена мастера-гончара Домажира с порога стала говорить на повышенных тонах.

— И тебе не хворать, Агапа! Что-то попутала, али бесы вселились? — сказал я, забирая Александра из рук женщины. — Чего строптивая такая стала?

— Одолели, окаянные. С утра до ночи вожусь с ними, учу, кормлю, обхаживаю, а тут… — сетовала «наседка». — Не гневайся, воевода, но я твоим сыном занимаюсь, как со своим, но иным людям слово давала, что их чад без внимания не оставлю. Вот и достают бабы, уже со мной знаться не хотят, а раньше я была у них за бабского воеводу, слушались.

Бабская воевода! Смешно звучит. Агапа — жонка видная в округе. Знаю ее, потому и не выгнал и, тем более, не дал наказ выпороть. Она сейчас на меня кричала в присутствии иных слуг. И это не только за сегодняшнюю выходку с криком, а по совокупности мог бы выпороть. А видная она женщина не только своими, так сказать, мощным телесами, которые женские, но с приставкой «гипер», гипергрудь, «гипер» руки, и пусть рост не два метра, но под метр девяносто. Кстати, мужик ее, гончар Домажир низенький и щупленький. И как они… это… детишек столько настрогали? Тьфу. Представил же такое.

В баскетболистки Агапу в двадцать первом веке, конечно, не взяли бы, так как в ширь она зашла бы больше за метательницу ядер из тех, кто побеждает на Олимпийских играх. Не было бы у нее детей, взял бы воином… Да, дело даже не в ее внешнем виде. Детей у нее тринадцать штук. Для этого времени столько детей — не удивительное явление, а вот то, что, кого родила, тот и жив — это дикая редкость для средневековья. Говаривали бабы местные, что ведьма она, что «вдувает она жизнь в дите свое очередное».

Что удивительно, называя Агапу «ведьмой», бабы говорят в уважительном тоне. Ну никак и ни у кого не вяжется такой феномен, как выживаемость всех детей. А церковь настолько развила систему оправданий детской смертности, что выживаемость уже не с христианством связывается, а с ведьмоством.

Я знал, что к Агапе обращаются бабы, чтобы она досмотрела их детей, приплачивают при этом. Сколько ни говорила женщина, что она не обращается к старым богам и что христианка, не верили. И считалось, что даже неделя нахождения ребенка у Агапы «заряжает» чало силами надолго и уменьшает вероятность смерти.

Услышал бы такое без доказательств — так, как минимум, удивился бы. Но всему есть рациональное объяснение. Пришлось мне бывать в доме этой семьи, когда самостоятельно еще начинал вести таблицы именные. Все просто. Агапа — женщина аккуратная, даже мужа, на смех ему от других мужиков, тоже контролирует во всем, и в еде, и в чистоте. Кстати говоря, и замуж, скорее, она его взяла, а не он женился. Так как свататься пришлось силком, когда он переехал из Киева, а в итоге, после «мощных убеждений», мощная женщина женила на себе гончара. Это было еще задолго до моего появление в этих местах.

Так вот, Агапа рожала детей только в своей хате, только на определенном ложе, хоть места и без того в доме немного, но эта часть дома всегда была не тронутой и чистой. Видимо, Агапа сразу планировала рожать… рожать… рожать… А годков-то женщине всего 33, Христов возраст, как говорят.

А я, забрав Агапу к себе, оказывается, создал предпосылки бабьего бунта? Как бы комично это не звучало, но подобное явление недооценивать нельзя. У хорошей бабы и мужик строем ходит.

— Успокойся, Агапа! — призвал я женщину к спокойствию. — У меня есть к тебе предложение.

«А к тебе вопросы», — подумал я, глядя на икону.

Как получается, что я, въезжая в город думаю о проблеме, причем, о такой, что еще не поднимал ранее, и вот оно решение⁈

Только я подумал о детских садах в будущем, как с порога является потенциальная заведующая этим самым заведением. Агапа не просто многодетная мать, мужественная и напористая, она, как только Спиридон, а потом и отец Даниил при церквях открыли воскресные школы, детей туда повела, и сама увлеклась учебой, хотя и до этого читать-писать умела. Малых, как могла, обучала самостоятельно, и дети ее на людях были всегда примером послушания и воспитания.

— Агапа, есть у меня что тебе предложить. Баб же из тех в городе, кто и почти не работает хватает? Да незамужних на выданье? Вот и подбери себе… — начал я уже выдавать распоряжение новому сотруднику.

Да, не очень мне хотелось отпускать такую опытную мамку, но есть кому за Александром присматривать, хватает нянек.

Мои расчеты о целесообразности детских садов создали нелегкий выбор. Если учитывать, что и без детских садов люди работают, то на производительности и на работоспособности профессиональный уход за детьми не сильно скажется. А вот оплата труда работников детского сада ляжет бременем на казну Братства. Это же и няньки, и мамки, и стяпухи-поварихи. Для того, чтобы смотреть за сотней детишек нужно оплатить труд десяткам работников. Положить нужно не менее семи кун серебром на месяц каждой бабе. Еще бы, чтобы бабы уговорили своих мужей отпустить их. Не хотелось бы в семейные уклады лезть.

Однако, появление детских садов создает имидж Братству. И не это главное. При установленных правилах по гигиене, питании, досмотре детей, мы снизим детскую смертность в разы. Дети традиционно не так хорошо и