– Канди... – Шон был потрясен. – Не знаю, что сказать.

Она слегка улыбнулась, взяла его за руку и сжала ее.

– Это еще не все.

Она кивнула одному из конюхов. Тот исчез в конюшне и вывел оттуда чистокровного арабского жеребца с английским охотничьим седлом на спине.

– Боже! – воскликнул Шон, когда жеребец заплясал боком и солнце блеснуло на его шкуре. Конь раздул большие розовые ноздри, закатил глаза, встал на дыбы и потащил за собой конюха.

– Канди, дорогая, – повторил Шон.

– До свиданья, Шон.

Она подставила ему губы для поцелуя, вырвалась и почти бегом вернулась в отель.

Мбежане и кучер держали голову жеребца, пока Шон, громко чертыхаясь, садился в седло. Потом отпустили, и Шон попробовал его успокоить. Наконец ему удалось добиться какого-то подобия послушания, и жеребец, приплясывая и изгибая шею, изящным шагом направился в сторону Йоханнесбургского вокзала.

Экклз бесстрастно наблюдал за его приближением.

– Над чем это вы смеетесь, старшина?

– Я не смеюсь, сэр.

Шон спешился и с облегчением передал жеребца двум своим солдатам.

– Отличная лошадь, сэр.

– Сколько, по-вашему, за него можно выручить?

– Вы собираетесь его продать, сэр?

Экклз не скрывал облегчения.

– Вы чертовски правы, собираюсь. Но это подарок, поэтому продавать его в Йоханнесбурге нельзя.

– Ну, полковник Джордан в Чарлстауне ценит верховых лошадей. Я смогу получить за него хорошую цену. Посмотрим, что можно будет сделать.

Полковник Джордан купил не только жеребца, но и шпагу и пистолеты. А у секретаря офицерского клуба Чарлстаунского гарнизона слюнки потекли, едва Экклз сдернул перед ним брезент с шотландской коляски.

Когда колонна Шона двинулась по открытой зимней травянистой равнине в сторону рваной линии Дракенсберга, шотландская коляска ехала следом с пулеметом «максим» и дюжиной ящиков с патронами.

Первая ночь выдалась холодной, яркие звезды казались очень далекими. Утром земля была белой и хрустела, прихваченная морозом; каждая травинка, каждая веточка и упавший лист превратились в удивительные белые драгоценности. Тонкий слой льда покрывал воду, у которой заночевала колонна.

Мбежане и Шон сидели рядом. Мбежане в своем кароссе из обезьяньей шкуры на плечах, а Шон – в овчинном тулупе, застегнутом до шеи.

– Вечером разобьем лагерь под той горой.

Шон показал на запад. На светло-голубом рассветном небе виднелся синий конус.

– Ты найдешь нас там, нкози, – кивнул Мбежане, занятый кисетом с табаком.

– А эти? – Шон подбородком указал на четверых туземцев с копьями, которые терпеливо ждали у пруда. – Они мужчины?

Мбежане пожал плечами.

– Я их плохо знаю. Так, поговорил о том, о сем. Они работали за золото, а сердец их я не знаю. – Прежде чем продолжить, он посмотрел на их одежду: рваное европейское платье, повсеместно вытесняющее традиционные племенные наряды. – Они одеваются без достоинства. Но, возможно, под этими тряпками они мужчины.

– Они все, что у нас есть, так что придется использовать их. Но я хотел бы, чтобы с нами были те, кто сейчас нагуливает жир в обществе своих женщин.

Мбежане улыбнулся. Неделю назад он послал весточку по туземной системе оповещения и знал, что Хлуби и Нонга в данный момент тратят накопленный жир в дороге от своих краалей на реке Уфолози. Скоро они будут здесь.

– Вот как мы будем охотиться, – сказал Шон. – Твои люди рассыплются перед нами и будут искать след. У лошадей, которых мы ищем, на копытах нет стали. Найдете свежий след – идите по нему, пока не поймете, в какую сторону он ведет и каково расстояние до всадников. Тогда быстрее возвращайтесь.

Мбежане кивнул и взял из кисета понюшку.

– Когда будете искать, заходите во встречные краали, разговаривайте с людьми; если мабуну здесь, эти люди будут знать.

– Все будет как ты велишь, нкози.

– Солнце всходит. – Шон посмотрел на освещенные высоты; долины еще были синими от теней. – Иди с миром, Мбежане.

Мбежане сложил каросс и перевязал кожаным шнурком. Взял копья, повесил на плечо большой овальный щит.

– Иди с миром, нкози.

Шон смотрел, как он разговаривает с другими следопытами, слушал взлеты и падения его звучного голоса. Потом туземцы рассыпались, ушли в вельд, уменьшились вдалеке и исчезли.

– Экклз!

– Сэр.

– Закончили завтракать?

– Да, сэр.

Люди стояли возле лошадей – одеяла, тюки и ружья у седел, шляпы натянуты на уши, воротники высоко подняты от холода. Некоторые еще ели, доставая штыками из банок консервированную говядину.

– Тогда поехали.

Колонна выстроилась по четыре в ряд, вьючные мулы и коляска с пулеметом заняли место в центре, отдельные всадники разъехались по сторонам, прикрывая колонну. Крошечная процессия, не больше ста пятидесяти шагов в длину даже вместе с вьючными животными; Сол улыбнулся, вспомнив гигантскую, в пятнадцать миль, колонну, которая двигалась от Коленсо к Спайон-Копу.

Но этой колонной можно гордиться. Боевые разведчики Кортни. Теперь задача – оправдать первое слово в этом названии.

Сол перекинул ногу через седло, положил на нее блокнот, и они с Шоном на ходу принялись планировать реорганизацию отряда.

В полдень, на привале, план начали претворять в жизнь. Патруль из десяти человек должен был заботиться о мулах; в него Шон отобрал пожилых, полных и плохо ездящих верхом. Эти же люди будут держать лошадей, когда отряд пойдет в бой спешившись.

Из числа моряков Шон отобрал пулеметчиков – расчеты для четырех «максимов». Стрелков разбили на группы по десять человек, и были назначены сержанты – командиры этих групп. Их повышение в должности Сол отметил в своем блокноте.

Уже после заката они остановились на ночь под темным массивом горы. Мбежане со своими людьми ждал у небольшого защищенного со всех сторон костра.

– Я вижу тебя, Мбежане.

– Я вижу тебя, нкози.

При свете костра было видно, что ноги Мбежане в пыли, а лицо серое от усталости.

– Какие новости?

– Старый след. Возможно, неделю назад много людей разбили лагерь ниже по реке. Двадцать костров, но не в ряд, как делают солдаты. Маленьких оловянных банок, которые бросают солдаты, освобождая их от мяса, нет. Палаток не ставили, только постели из скошенной травы, много постелей.

– Сколько?

Вопрос бессмысленный – Мбежане не умеет считать, как считают белые. Он пожал плечами.