своем прежнем столе и после себя передает его сыну своему Владимиру. Роман Данилович, искатель австрийского престола, умер, но другой брат его, Шварн, также вследствие брака на дочери князя литовского, получил богатое наследство — Литву. К несчастью, Шварн скоро умер бездетным, и Литва отложилась от Руси, выбрав князей из своего народа.

По смерти Шварна последовало любопытное явление в Галиче: Галицкий удел покойного достался весь старшему брату Льву, младший Мстислав не получил ничего; но еще замечательнее поступил Владимир Василькович Волынский: почувствовав приближение смерти, он завещанием своим, прочитанным всенародно в церкви, отказал свое владение младшему двоюродному брату Мстиславу{629} мимо старшего, след., распорядился своею собственностию совершенно по произволу, точно так, как на севере распорядился ею Иван Дмитриевич Переяславский.

Мстислав умер бездетным, и сын Льва Юрий соединил снова Галич и Волынь и потому назывался rex Russiae, princeps Lodomeriae; после Юрия известны сыновья его Андрей и Лев, duces totius terrae Russiae, Galiciae et Lodomeriae{630}; после них Юрий-Казимир, dux totius Russiae minoris{631}. Юрий-Казимир умер бездетным в 1337 году, и владения его достались родственнику его Болеславу, князю мазовецкому. Развратная жизнь Болеслава, его презрение к русской народности и стремление ввести латинство заставили галичан отделаться от него ядом; тогда Казимир Великий, пользуясь несогласием галичан касательно выбора князя, успел овладеть Галициею, а Волынь досталась вместе с остальной Южной Русью князьям литовским Гедиминова рода, к истории которого теперь и обратимся.

Изначала судьба Литвы была тесно связана с судьбою Руси. Начиная со 2-й половины XIII века, мы видим, что литовские князья усиливаются в Юго-Западной Руси, женятся на русских, принимают христианство православного исповедания, окружают себя русскими боярами{632}, говорят русским языком, одним словом, совершенно русятся.

Выше было упомянуто, что Литва вследствие прекращения Миндовгова дома перешла на время в род князей галицких, но по смерти Шварна Даниловича отложилась и выбрала собственных князей. Последний из них Витен был убит конюшим своим Гедимином, который похитил его власть и начал думать об усилении своего рода над всеми соседними родами княжескими. Его обыкновенно называют завоевателем русских областей: какой же был характер этого завоевания? Он заставил всех князей Юго-Западной Руси, потомков св. Владимира, признать свое первенство точно так, как прежде они признавали первенство северного князя владимирского, и князья литовские рода Гедиминова исполнили в отношении к Юго-Западной Руси только то, что начали Юрьевичи Владимирские, т. е. сначала заставили южных князей признать свое первенство, заставили признаться, что они не могут быть без них, потом мало-помалу привели их в подручнические отношения и наконец сделали вполне служебными, одним словом, род Гедимина относительно Юго-Западной Руси играет точно такую же роль, какую род князей московских играет относительно Северо-Восточной: Литва собирает Юго-Западную Русь точно так, как Москва собирает Северо-Восточную. Как здесь, так и там родовой быт, господство родовых отношений между князьями рушится: здесь — вследствие преобладания новых городов и произникшего оттуда понятия об отдельной собственности, там — вследствие того, что в челе князей рода св. Владимира стал чуждый род Гедиминов, стремившийся к приобретению могущества, к увеличению своей собственности на счет других владетельных родов, и это же самое стремление не позволило Гедиминовичам утвердить русских родовых отношений и друг к другу: они видели, что для сохранения приобретенного могущества необходимо постоянное сосредоточение власти в руках одного, и потому всегда сильнейший из них гнал, истреблял братьев; сюда нужно прибавить еще могущественное влияние государственных идей Запада, с которым литовские владельцы с самого начала вошли в тесную связь.

Мы сказали, что литовские князья имеют для Юго-Западной Руси то же самое значение, какое князья московские для Северо-Восточной, т. е. значение собирателей земли Русской; но как скоро обе Руси собрались в два сильных тела, то необходимо должны были вступить в борьбу между собою; трудно, невозможно было разъединить, разнять на две половины страну, единую по своему географическому положению, происхождению народа, его языку, вере, истории; князья литовские и московские хорошо понимали невозможность дележа и потому, принявши оба титул князей русских, тем самым вызвали друг друга на отчаянный бой.

Эта борьба между обеими половинами Руси началась, как и следовало ожидать, при сыне Гедимина Ольгерде и сыне Калиты Симеоне Гордом, князе всея Руси. Любопытно, что летописцы наши приписывают обоим соперникам почти одинаковые похвальные качества, в обоих прославляют необыкновенную по тому времени трезвость и деятельность неусыпную в делах правления, чему приписывают их силу и то уважение, которое питали к ним другие князья и города{633}.

Ольгерд начал наступательное движение на Северо-Восточную Русь: в 1341 году, в первый год вступления своего и Симеонова на отцовские престолы, Ольгерд явился под Можайском, опустошил окрестности, осадил, но города взять не мог{634}. Скоро Ольгерд с братом Кестутием вздумали захватить владения других братьев; Наримант Гедиминович принужден был бежать в Орду, другой, Евнутий, в Москву, где и крестился{635}.

Таким образом, мы видим, что князья литовско-русские, теснимые сильнейшим, перебегают в Москву, а восточнорусские князья и бояре — в Литву; явление для нас не новое: ибо и прежде имел место беспрерывный переход князей, бояр и городов то к южным, то к северным сильнейшим князьям.

Ольгерд, которого великому коварству удивляются летописцы, чувствуя, что еще нельзя одними собственными силами подчинить всю Московскую Русь, вздумал сгубить ее в. князя с татарскою помощию. В 1349 году он отправил брата своего Кориада к хану возбуждать его против Симеона Московского. Последний, узнав об этом, тотчас послал сказать хану: «Олгерд опустошил твои улусы и вывел их в плен; теперь то же хочет сделать и с нами, твоим верным улусом, после чего, усилившись непомерно, восстанет и на тебя самого». Хан был столько умен, что понял всю справедливость слов Симеоновых, задержал Кориада и выдал его князю московскому»{636}.

Ольгерд присмирел на время и отправил послов в Москву с дарами и челобитьем, прося освободить брата: Симеон исполнил просьбу. Мало того, оба брата, Ольгерд и Любарт, женатые и прежде на княжнах русских, но овдовевшие, в один год прислали к Симеону просить за себя двух его родственниц: Любарт — племянницу, княжну ростовскую, а Ольгерд свояченицу, княжну тверскую. Симеон спросился митрополита, и тот разрешил эти браки, имея в виду пользу, какая могла произойти от них для православной Юго-Западной Руси{637}: там Любарт Волынский боролся с Казимиром Польским, который в Галиче угнетал православие{638}.

Между Русью Московскою и Литовскою находилось