Им нужно, чтобы я стоял во весь рост, чтобы у криминалистов не возникло вопросов по механизму ранения. Вот я и стою. И сейчас грянет выстрел…

Их подвело то, что они давно забыли, как выглядит настоящая драка. Все больше по штабам, продотрядам да чрезвычайным комиссиям околачивались. А не по тылам германца, не по позициям белогвардейцев пластуном-разведчиком, как я.

Эх, такому только война научит, а не инструкторы. Любой опытный боец знает, что нельзя тыкать стволом пистолета в спину противника.

Простой же фокус. Резко поворачиваешь тело, одновременно подбивая руку стрелка с пистолетом. Проверено – тренированный боец всегда поворачивается раньше, чем гремит выстрел.

Только бы не сплоховать на нервах.

Я пришел в движение. Разворот. Хлесткий удар по запястью.

Грац даже выстрелить не успел. «ТТ» вылетел из руки. Я провел подсечку, ударил ладонью негодяя по голове, лишая сознания.

Не зевать. У меня еще один противник. Он уже извлек вороненый браунинг и стал приподниматься с кресла, направляя на меня ствол.

Я перегнулся через стол и по инерции, со всей силы, шарахнул Гаевскому тыльной стороной ладони в грудь. Прямо под сердце.

Он только хрюкнул и рухнул как подкошенный. Готов. Можно о нем пока не думать.

Я подобрал браунинг и «ТТ». Пнул ногой лежащего на полу Граца:

– Вставай! А то смерть свою проспишь.

Тот замычал. Начал приподниматься, постанывая. С трудом встал, покачиваясь. И очумело уставился на Гаевского, который будто отдыхал, сидя в кресле за столом и уронив голову на грудь. Судорога прошла по телу начальника. Все, он безнадежно мертв.

Я знал, что убиваю его. Отработанный, мощный удар, определенный угол, концентрация. И сердце останавливается. Моментальная смерть. И легкая – хотя эта тварь заслужила большего.

Ладно. Продолжим. Главное, чтобы сюда не заявился кто-нибудь ненароком. Хотя вряд ли. Эти хитрые комбинаторы наверняка обеспечили конфиденциальность расправы. Отпустили секретаршу, адъютанта, часовому сказали никого не пускать. Толстый ковер, капитальные стены да еще панели на стенах – звукоизоляция здесь отличная. Внизу обычный шум не слышен. А вот выстрел часовой мог бы услышать. Слава богу, Грац не успел нажать на спусковой крючок. Иначе проблем было бы куда больше.

– Оправдания? – посмотрел я на Граца.

– Ермолай, я ни при чем, – заскулил тот. – Он мне приказывал. Он начальник. Я ему не раз говорил, что мы палку перегибаем. А он – так надо. Я от него полностью зависим. Он меня за горло держал мертвой хваткой. Я и шевельнуться не мог без его ведома. Сказал, что тебя надо арестовать. Или ликвидировать при сопротивлении, что еще лучше. Что ты враг. И с Москвой все согласовано.

– А троцкистские речи слушать – это тоже согласовано? – Держа Граца в поле зрения, я положил рядом браунинг. И начал рвать на мелкие куски бумагу с изобличениями меня во всех мыслимых и немыслимых грехах.

– Я вне политики. Я юрист. Я дела расследую. И мне приказ начальник дает. А кто он, троцкист или октябрист, – мне все равно. Пойми это, ты же тоже профессионал.

– Красиво поешь, сволочь, – с некоторым восхищением оценил я.

Главное, я ему поверил, что он не первая скрипка в этом дуэте. Все странности со щелчком сошлись в моем сознании в удивительную картину. Как же мы с Фадеем так опростоволосились! Считали, что Гаевский пляшет под дудку Граца. А было все с точностью до наоборот. Что, впрочем, вины за гнусные преступления с начальника специальной следственной группы не снимало.

– Все мы сволочи, иначе эту форму не носили бы, – через силу улыбнулся начальник следственной группы.

– По себе не меряй.

– Да ладно… Ермолай, давай разойдемся. Все можно решить к обоюдному удовольствию. Повернем так, что тебя назначат начальником Управления. А я тебе верно служить буду. Я все могу и умею. Договоримся… Послушай, ведь ты же не докажешь ничего. Твои слова против моих. Москва на тебя и так косо смотрит. А вместе мы выплывем без труда.

Порвав рапорт, я положил обрывки в металлическое блюдо. Щелкнул зажигалкой. Занялся огонь, превращая донос в золу.

– Есть еще экземпляры? – спросил я.

– Есть. Тебе их не найти. Так что…

Но я его прервал:

– Что знаешь о Бае? О сети? Говори или сейчас же пулю схлопочешь!

Грац лишь пожал плечами:

– Понятия не имею. Это ваши оперативные хитрости. Мое дело простое: допросить, выбить показания – и на тройку.

Недоумение его выглядело вполне искренне. Не заметно фальши. Скорее всего, действительно не знал.

– Что тебе Гаевский обещал за дело «Пролетарского дизеля»?

– Повышение в звании. И хорошую должность в Москве. Для себя и для меня. Это дело должно было прогреметь. А Алымов и его компания все равно враги. Даже если это и не доказано.

– Враг это ты. А если враг не сдается, то его уничтожают. Именем трудового народа!

Я как раз вложил в мертвую костенеющую руку Гаевского браунинг. И его пальцем нажал спусковой крючок…

Глава 16

Ну все, отсчет времени пошел. Сейчас часовой вызовет с главного поста бойца. Тот поднимется сюда. Потом события понесутся вскачь, и как-то влиять на них будет сложно. Поэтому главное сейчас – не упустить из виду ничего важного.

Голова работала быстро и безошибочно. Так, траектория пули, положение тел и оружия. Следы пороха на руках и одежде Гаевского. Вроде не придерешься.

Теперь нужно изобразить озабоченность, ужас и вместе с тем сыграть роль человека, который волевым усилием берет в руки не только себя, но и ход событий.

Боец вскоре появился, как я и рассчитывал. Застыл с открытым ртом, глядя на безжизненное тело Граца и на меня, делающего лежащему на ковре начальнику областного Управления энергичный массаж сердца.

Я сурово посмотрел на сержанта. И с отчаянием воскликнул:

– Готов Михаил Семенович! Не выдержал такого!

Какого такого – я объяснять не должен. Но все же объяснил:

– Так, боец. Насколько я понимаю, Грац по какой-то причине нашего начальника стал стволом пугать. Но тот настороже был. И выстрелил быстрее. Только сердце не выдержало. Такого человека потеряли!

Еще раз нажал на грудь Гаевского. Со всей дури – чтоб сплошной кровоподтек, и медики бы не нашли следов рокового удара.

– А почему так – разберемся, – с угрозой произнес я. – Со всеми разберемся. А ты язык за зубами держи. Рассказывай все только тому, кто об этом спрашивать право имеет. Понятно?

– Так точно, понятно! – растерянность у бойца отступала перед исполнительностью, привитой многими годами безупречной службы.

– Ну и молодец.

Потом завертелось все, как я и рассчитывал. Столпотворение. Криминалисты. Фотовспышки. Судебный медик. Мои объяснения.

Версия у меня была простая.