шефа постепенно отступила, передав эстафету апатии. Будет и будет, а если нет, то тоже не страшно. Прорвемся как-нибудь.

- Януся, курочка моя, - начал Давид Артурович, наконец, вспомнил о моем присутствии в офисе, - я привез тебе шампунь и тапочки, ты же любишь SPA-процедуры?

Он залез в сумку и достал крохотные пузырьки с эмблемой отеля, которые практичный дитя еврейского народа стырил при отъезде.

- Спасибо, - я сдержанно кивнула, но подарок не взяла. И чтобы как-то перейти от эпатажа к работе, сказала: - Давид Артурович, мы сняли материал, осталось смонтировать и через две недели можно договариваться о рекламе.

- Сняли-таки? Ты же моя нежная, вот вообще в тебе не сомневался, чик-чиричечка моя!

Я ощутила, как Виталик сжал мою ладонь, спрятанную под стол. Ему определенно не нравилось вольное обращение генерального ко мне.

- Да, вы можете сейчас посмотреть материал, и внести свои замечания, - отозвалась я, стараясь сместить внимание шефа с Виталика на собственную персону. Не хватало, чтобы эти двое сейчас поругались.

- Лишнее. Виталий Геннадьевич, а вы фильм видели? Ваше резюме? Яночка, Виталик гений, если нравится ему, то понравится и мне.

Я напряглась. Игнатов весьма однозначно высказался по поводу моей работы, и обманывать кого-то не его принцип. А значит, меня ждал разгромный отзыв и потеря работы. Переведя взгляд в сторону, я увидела спокойное, вылепленное из камня, лицо картавого. Не человек, статуя. Вдруг ощутила, как он медленно провел большим пальцем по тыльной стороне моей ладони, чтобы я успокоилась.

- Это добротный фильм, нужно внести некоторые моменты, - наконец отозвался Игнатов, и от его слов пол подо мной вновь стал твердым, а стены перестали дрожать, - Яна Вадимовна проделала качественную работу, не смотря на некоторые, - он перевел взгляд на Валерчика и добавил, - обстоятельства.

- Обстоятельства говоришь? Ну, лады. Валер, а тебе как? Птичка моя не подвела, не улетела в дальние страны, а?

- Яна Вадимовна классная, - припечатал Серпантин и подмигнул мне. От радости, что меня не назвали Сладусей, я готова была расцеловать рокера в обе щеки.

- Януся, а ты сама что думаешь? – наконец спросил шеф у меня.

Лица присутствующих повернулись в мою сторону, и по напряженной тишине я поняла: это и есть минута славы, моя оскаровская речь перед ликующей (ладно не очень-то ликующей) толпой. Вот только вместо заветной статуэтки в руках я сжимала крышку стола, а вместо фуршета по случаю праздник кружка с приклеенным ко дну чайным пакетиком. Говорить не хотелось, но, превозмогая себя, я сказала:

- Хорошо. Не идеально, но хорошо, когда закончим работу, то будет отлично.

- Ох, Януся. Даже жалко в самом деле, - протянул Генеральный.

- Чего вам жалко? – не поняла я.

- Тебя, дурочка, - рассмеялся Артурович, - такая ситуация смешная вышла, ты делала-делала, а я совсем забыл сказать, что фирму-то я продал. Завтра сделка, ага.

Я не заметила, как опустел кабинет. Сначала его покинул Генеральный. Горделиво и степенно, как павлин в период брачных игрищ, он удалился по своим важным делам – разводиться с женой номер восемь и искать ей на замену девятую.

- Девять, Януся, это счастливое число, это уж наверняка.

Вслед за ним упорхнул ассистент Саша. На прощанье он выдавил что-то ободряющее:

- Яна Вадимовна, приятно с вами работать...если что, звоните.

Ну и последним отчалил Серпантин:

- Сладуся, ты давай это, не кисни – на радуге зависни. Лады?

Так я осталась один на один с Игнатовым. Он сидел за столом прямо напротив меня и не отрываясь изучал какие-то документы. Напряженная тишина нервировала до жути, так, что захотелось включить радио. Пускай Егор Крид поет об искусственных страданиях, чем мне страдать по-настоящему. Впервые в жизни меня раздражало присутствие Виталика. Тот по-прежнему игнорировал меня, монотонно переворачивая страницы не то контракта, не то договора.

- Все настолько плохо? - наконец спросила я.

Судя по тяжелому выдоху, все было еще хуже, однако, поразмысли пару секунд, Игнатов сказал.

- Смотря что брать за точку отсчета, и что есть для тебя хорошо.

- Не понимаю, поясни.

Виталик отодвинул в сторону бумаги и встал из-за стола. Когда он сидел напротив, мне было спокойнее, сейчас же картавый нависал надо мной как скала, и, судя по решительно выдвинутому подбородку, нас ждал очень неприятный разговор.

- Яна, это убыточная фирма, Серпантин идиот, а может даже больной идиот. И хоть ты проделала колоссальную работу, и ждешь за это какую-то награду, ничего кроме проблем не получишь.

- Ты предлагаешь мне все бросить? – не поверила я.

Выругавшись, Виталик отодвинулся и перешел в сторону окна. В его походке не было привычной тягучести, наоборот, он шел напряженно, скованно, будто закручивал разболтанную пружину.

Игнатов потянулся к ручке и открыл форточку, поток свежего весеннего воздуха тотчас наполнил комнату. Там на улице уже было хорошо, а здесь в кабинете плохо. Нестерпимо, тошнотворно, до скрежета зубов плохо.

- Ты хочешь услышать совет от своего мужчины или от бизнесмена?

Когда Виталик заложил руки назад, ткань пиджака натянулась на спине, образуя некрасивую складку. Захотелось подойти и поправить, но касаться сейчас Игнатова было неправильно и даже опасно. Кажется, он злился не меньше моего, но только источники для ярости у нас были разные.

- А это не одно и то же?

- Нет, Яна. Твой мужчина бы тебе сказал бороться до конца. До победы. А вот бизнесмен и инвестор объяснил бы рентабельность такой победы.

- Не поняла.

- Продай свою долю фирмы и начни заново, я помогу.

- Ты с дуба рухнул?! – опешила я.

- Яна, ты потеряешь больше, чем приобретешь. Серьезно. Ты можешь грустить, ты можешь даже плакать и злиться, но идея Артура Давидовича должна спасти тебя, а не потопить.

- И для этого нужно бросить все что я делала?!

- Ну, Кутузов как-то Москву сдал. Чем это закончилось, ты знаешь.

- Так я не Кутузов, - глухо прошептала в ответ.

- В том-то и дело, ты лучше. – Виталик повернулся в мою сторону и, болезненный блеск на дне его глаз указывал на то, что он не шутит. – Яна, с твоими мозгами и моими деньгами мы можем создать свою фирму, лучше, крепче и дороже.

- Но у меня есть фирма, - осторожно поправила я.

- Это все бутафория, - поморщился Игнатов. – Вы не равнозначные партнеры и никогда ими