Нирвана по-русски

У индуистов и буддистов есть такое понятие – «ваджра». Ваджра в индуизме – это «огненная палица» грозного бога Индры. Он ею, так сказать, мочит злых демонов. А в буддизме – в одном из его направлений, в так называемой тантрической ваджраяне, – это что-то вроде молнии или вспышки.

То есть суть ваджры примерно такова: ты сидишь и спокойненько медитируешь в свое удовольствие, и в один прекрасный миг тебя обязательно посетит вспышка-ваджра, то есть просветление и, соответственно, нирвана.

Кстати, именно ваджраяна стала очень популярна на Западе и у нас.

Это и понятно: делать ничего особенно не нужно, не надо изучать всякие сложные книжки, вести монастырскую жизнь, сиди себе и жди… Можешь повторять утробно-желудочным голосом: ом-м!.. ом-м!.. ом-м!.. Можешь загадочно молчать. А тут вдруг – бзыть! – и ты в нирване.

Практически на халяву.

Все в настоящей тантрической ваджраяне, конечно, в миллионы раз сложней. Но белые люди хотят, чтобы было «ноу проблем» и «бзыть».

Нирвана – дело, конечно, хорошее. Но это все слишком высокая и сложная материя. Однако то, что существует некая «бытовая» нирвана-ваджра я не сомневаюсь.

Я вот о чем. Живешь ты, бывает, живешь, и все скучно и плохо. Погода – дрянь, люди в метро упорно не пользуются дезодорантом, соседи жарят вонючую нототению, поясницу ломит, во дворе второй час надрывается сигнализация, жирный кот Черчилль хочет большой и чистой любви и методично метит ботинки и подушки. В общем – жизнь не заладилась.

И вдруг – ваджра! Какой-нибудь странный телефонный звонок, реплика какого-нибудь пьяного дяди в лифте… И ты просветлел.

И снова все хорошо: и солнечный перламутр проглядывает сквозь нежную кисею облаков, и пассажиры в метро пахнут шампунем и шанелью, и аппетитная жареная рыба навевает мысли о морском курорте, и прошла поясница, и уснула сигнализация, и Черчилль урчит, как голубь, и смотрит на тебя глазами Сони Мармеладовой.

Со мной такое случалось не раз. Например, помню, однажды, когда мне было совсем тоскливо, вдруг раздался телефонный звонок и в трубке детский голос, давящийся от смеха, протараторил:

– Але, вас приветствует фирма «Заря»! Вам не нужен двухместный польский унитаз с атомным подогревом?! – хохот, причем сразу нескольких ребятишек, – и гудки.

Гудки – и ваджра. В голове – действительно что-то вроде вспышки. Звуки, краски и запахи сразу становятся ярче. Прилив сил. Как будто внутри натягивается какая-то веселая струна.

Или: совсем недавно.

Осень, вечер, дождь, тревожная тоска. Я еду на такси в аэропорт. Времени – в обрез. Выбираемся из очередного затора. Водитель жмет на газ. И нас, конечно, тут же останавливает гаишник. Полненький такой, низенький, веселый. Вылитый Карлсон в фуражке.

– Лейтенант Клубничкин, – наотмашь отдает честь Карлсон. – Ну что, любезный, превышаем?..

– Мы… – начинает оправдываться водитель.

– Превышаем, превышаем. Ну что ж, сегодня, дорогой, не твой день… – и широкая добрая улыбка.

– Ты уж, командир, так не говори, – отвечает таксист. – Сглазишь. Клиент все-таки в аэропорт едет… Не надо так говорить: «не твой день»…

– Ну что ж, уважаемый, плати штраф, – еще шире улыбается лейтенант Клубничкин, – и день будет твой…

Он задушевно кивает головой, лукаво подмигивает и с неотразимой нежностью добавляет:

– Яхонтовый ты мой…

И – ваджра! Почти, так сказать, нирвана. Мы весело и вовремя приезжаем в аэропорт. Полет и командировка складываются более чем удачно. Жизнь налаживается.

Я уверен: такое ваджро-нирванное просветление в нашей стране возможно только в общении с людьми. А люди у нас поразительные. Население России, как известно, сто сорок три миллиона человек. И каждый – чудо света. И того: сто сорок три миллиона чудес света. Одно другого чудеснее.

Вот, к примеру, история, произошедшая с моим знакомым – Васей Чухно. Он мне ее подробно рассказывал пару недель назад. Пересказываю по свежим следам, своими словами, стараясь не упустить ни одной детали.

Прошлой зимой Вася развелся. Бывает. Все оставил жене, скитался по съемным квартирам. Страдал, пил. Бросал пить, страдал. Тут же все, как водится, посыпалось. Неприятности по работе. Проблемы со здоровьем. Словом, почти конец света.

В апреле месяце Васин друг Эдик с семьей уехал в длительную командировку и дал Васе ключи от своей квартиры-однушки. Сказал: заплатишь потом, когда сможешь, и сколько сможешь, а не сможешь – фиг с ним.

Друг все-таки. Такое еще случается у нас на Родине. И довольно часто.

И вот Вася взял свой старый кочевой чемоданчик на колесиках и поехал осваивать новое жилье. Где-то в Бутово.

Идет он по Бутову, по апрельскому месиву и ищет Эдикову однушку. Вокруг никого. Наконец – навстречу идет мужик. Весьма странного вида.

– Извините, – говорит Вася, – вы не знаете, где здесь дом 13 дробь 3?

Мужик с интересом посмотрел на его большой черный двухколесный чемодан.

– Чирик дай, скажу.

Голос у мужика был густой, как парная говядина. Сам – маленький, не больше метра шестидесяти. Лицо – сложная система ассиметричных буераков с двумя хитрыми васильковыми дырками. На нем был бывший пиджак неопределенного цвета, на пару размеров больше нужного, черные лоснящиеся физкультурные штаны с пепельными лампасами и алые шиповки типа двух красных увядших перцев.

«Знойный типаж», – подумал Василий, порылся в кармане и достал желтую монету:

– На.

– Мерси, – сказал мужик, ловко подбросил монетку, поймал ее и отправил в нагрудный карман, – пошли покажу.

– Меня зовут Контсантэн, – сказал мужик.

– А меня – Базилевс.

«Константэн», нисколько не смутившись, протянул Василию руку, и тот не без опаски пожал ее. Он думал, что она будет мокрая, холодная и липкая, но она оказалась сухой и теплой.

– Далеко идти-то? – спросил Василий.

– Ты Хомяка знаешь?

– Нет.

– Из второго подъезда.

– Нет.

– В больницу попал Хомяк.

– Я не знаю Хомяка.

– Ты в семидесятой школе учился?

– Нет, я вообще неместный.

Эта новость совершенно никак не подействовала на Константэна. Он с треском высморкался, сказал шепотом «вуаля» и продолжил:

– Напился Хомяк позавчера и пошел к метро за добавкой. Добавил он у метро и забыл, где дом. Забыл он, где дом, и пошел он в метро искать свой дом. Пришел он в метро – а там – бонжур тебе – эскалатор. Стал Хомяк на эскалатор и поехал вниз. Едет-едет, а там у какой-то мадам дубленка в эскалаторе застряла. Дубленка застряла – а эта старая мандель де тревиль бутон нажала…

– Какой «бутон»?

– «Бутон» – это по-франсе́ кнопка.

– А «мандель де тревиль» – это кто?

– Это старая макака, которая в нашем метро в стакане сидит и эскалатор включает и выключает. Михайловна. Из двадцатого дома. Ты ее знаешь?

– Нет, не знаю. Я неместный.

– Покатился Хомяк вниз, – эпически продолжил Константэн. – А поздно уже было, народу-то было мало. Народу было мало, он с ветерком