– Так в чем же дело? – Марина совсем запуталась.

– Мой дедушка умер и перед смертью назначил меня на свое место. Я вынужден работать в семейном бизнесе. Если я откажусь, фирма разорится. Очень много людей останутся без средств к существованию. Понимаешь, у нас в Америке богатый человек себе не принадлежит.

Марина помолчала, обдумывая его слова, и тяжело вздохнула:

– Как это грустно.

– Мне тоже. Но за свадебные расходы можешь не переживать. На бюджете нашей семьи они не отразятся.

К их возвращению Алик Гуридзе подготовился отменно. Марина уединилась в кабине с целым арсеналом из шелка, кружев, кожи и атласа. Пока она занималась туалетом, жених успел поговорить с Нью-Йорком, справиться о делах Михаила Зелена в Москве и заказать зал в ресторане отеля.

Когда Марина вышла, Алекс не узнал срою невесту. Он слышал, что одежда в состоянии изменить облик женщины, но не до такой же степени!

– Не подозревал, что женюсь на супермодели. – Продолжая пребывать в восхищенной растерянности, Алекс обошел вокруг Марины, взял ее под руку и подвел к большому зеркалу. – А ничего себе парочка. Как ты считаешь?

– Тебе нравится? – Девушка смотрелась в зеркало и радостно смущалась.

– Ты еще спрашиваешь?! Поехали жениться. А то еще передумаешь.

– Это же ты меня такой сделал.

Потертый плащик Марины Алекс тихо положил в корзину для мусора. Он решил покончить с ее туалетом разом и потащил девушку по всем отделам. Объем покупок превысил возможности четырех рук. Пришлось звонить Сергею в машину. Втроем с водителем они справились. Завалив салон лимузина пакетами и коробками, поспешили в загс.

У входа в брачный дворец невесту ждал еще один сюрприз. Почти весь курс громкими криками приветствовал прибытие черного лимузина. Вездесущие папарацци каким-то образом тоже пронюхали о сенсационном для города событии – американский миллионер заключает брак с уральской студенткой. Возле машины жужжали камеры, мигали фотовспышки.

Алекс сам открыл дверцу и помог Марине выйти. От сияния свадебного наряда Сегунцовой студенты будто онемели, все стихло. Но когда Сергей распахнул перед молодыми парадные двери, парни и девчата пришли в себя и завопили так, что Алексу захотелось зажать уши.

Не меньше была поражена видом дочери и Наталья Андреевна, встречавшая их перед залом. Рядом с ней – Семен Григорьевич Сотов с огромным букетом белых роз, При появлении невесты с женихом ему пришлось, кроме цветов, поддержать женщину.

– Теперь я Сашку понимаю, – шепнул он родительнице, продолжая сжимать ее за локоток.

Сотрудники загса ждали молодых с не меньшим волнением. Они совершали обряд, нарушая все существующие формальности. Паспорта будущих супругов строгая чиновница увидела за пять минут до церемонии. Но стимул сыграл свою волшебную роль, И пока дама с лентой говорила протокольные слова о значении взаимной любви и уважения для брачных уз, штампы были поставлены и свидетельство выписано. Администрация не поскупилась на шампанское, но пробившиеся внутрь студенты вылакали его мгновенно.

– Давай скорей отсюда уйдем» – шепнула Марина своему мужу. Алекс не возражал:

– Куда?

– Поехали к нам домой. Мама пирогов напекла. Она ждала нас обедать.

– Но я забронировал зал в ресторане отеля…

– Потом, сначала домой, Я хочу немного отдохнуть.

– Послушай, Марина, давай лучше заберем маму и поедем все вместе в отель. Теперь ты моя жена, и никто шлюхой тебя не назовет.

– А где я переоденусь?

– Там и переоденешься. Все твои вещи в машине.

– Никак не привыкну, что ты богач.

– Придется привыкать. И это будет совсем не просто.

В том, что Алекс сказал правду, она вскоре убедилась. Едва машина, заваленная цветами и коробками, тронулась с места, супруг потребовал:

– Говори адрес.

– Какой адрес? Ты не знаешь, где твой отель?

– У нас еще есть дело. Надо навестить Дерябина.

– Алекс, давай завтра? – взмолилась Марина.

– Завтра утром мы летим в Москву. Поедем сейчас, другого времени не будет.

Марина не помнила адреса старинного друга ее покойного деды Коли. Выручила Наталья Андреевна. Желанию Алекса начинающая теща вовсе не удивилась: молодец, зятек, о делах не забывает.

Москва. Дом на Набережной.

1944 год. Июнь

В Москве цветут тополя. Их пух белой порошей заметает бульвары и дворы. И хоть окна еще заклеены крест-накрест полосками бумаги, а у подвальных этажей в навал мешки с песком, люди улыбаются чаще. Наши войска вышли на Дунай. Союзники готовятся открыть давно обещанный второй фронт у Ла-Манша. Немцы еще огрызаются, но фюрер и для них уже не бог. Покушение на Гитлера не удалось, но оно говорит о многом…

И в такое героическое время нашлись оборотни и у нас. Газеты пишут, что враги задумали убить товарища Микояна. Главный злодей – заместитель наркома генерал Зелен. Он арестован доблестными чекистами, идет следствие.

Клава старается не выходить из дома. Прошмыгнет в магазин, и обратно. Боится встретиться глазами с часовым.

И сына на улицу не пускает. Клаве очень трудно. С работы ее уволили. А нет работы, нет пайка. Миша стал бледненький и прозрачный. Ей горько смотреть на голодного сынишку. Сама готова не есть.

Сегодня она сварила остатки гороха. И все отдала сыну. Сидя на диване, смотрит, как мальчик ест. И на дверь смотрит. Раньше она прислушивалась, ждала, не вернется ли муж, не повернет ли ключом замок. Теперь боится, что в дверь позвонят эти… Она уже собрала вещи в брезентовую сумку – платьица, халат, босоножки, немного белья…

– Мамочка, я еще хочу. – Миша облизывает ложку, смотрит на мать умоляющими глазами.

– Сынок, нет больше. Потерпи. Может, завтра пальто продам. Схожу на рынок и продам. До зимы далеко, зачем мне пальто.

Мамочка, а сахарку купишь?

– Нет, Миша. Картошки куплю, если повезет, перловой крупы. Сахар очень дорогой.

– Папа сахар всегда привозил и тушенку. Почему он так долго не возвращается? Когда его увели, папа сказал, скоро вернется. И Ваське я не верю. Никакой наш папа не враг. Он красный генерал.

У Клавы к горлу подкатывает ком. Так и хочется разреветься белугой. Но мальчик не должен видеть ее слез.

– Вернется наш папа. Они поймут, что Мосенька не виноват, и отпустят его, – отвечает она сыну и с ужасом смотрит на дверь.

Она слышит топот сапог и вся сжимается. Сиреной зудит звонок. Хочется спрятаться от него, как от бомбы. Но мальчик не понимает. Он с криком «Папа» бежит в прихожую. Клава поднимается и на деревянных ногах шагает за ним. Обреченно отмыкает замок, приоткрывает дверь. Пусть сами заходят, приглашать она не станет.