У туалета я столкнулась с сонным «пауком». И так непривычно видеть его помятым и взъерошенным, в такой же, как на мне, пижаме…

— А, Ульяна Андреевна… — Арчибальд зевнул. — Как вы себя чувствуете?

— Как восставшая из мертвых.

— И выглядите не лучше, — он заметил, как я потираю левый бок. — Пойдемте, швы снимем.

— Какие от вас нынче комплименты изысканные, — заметила я мрачно, направляясь за ним. — А как же про то, что женщина всегда отлично выглядит, ведь она эта… жемчужина в слизи мира?

— А я сейчас врач и говорю по диагнозу, — «паук» ухмыльнулся и зашел в ванную вымыть руки. — Вы, Ульяна Андреевна, из тех пациентов, которых для их же блага нужно держать на сонных уколах до полного выздоровления. Час назад умирали, а уже любовь крутить, — и посмотрел неодобрительно.

Застал меня на табуретке?.. Я насмешливо фыркнула. Ах, любовь-любовь… до гроба. Вопрос лишь, до чьего.

— В ведьминской работе, Арчибальд Дормидонтович, любовь не предусматривается регламентом. И, кстати, против укола я не возражаю.

Чтобы сделать Гарри Поттера невидимым,

его придется перевести в жидкое состояние,

вскипятить и превратить в пар, кристаллизовать,

нагреть и охладить — согласитесь, любое из этих действий

было бы весьма затруднительным даже для волшебника.

Митио Каку, «Физика невозможного»

Я проснулась к вечеру, и отдохнувшая, и измученная. Сила восстановилась наполовину, всё, что болело, почти зажило, но в мыслях был полный швах. Мне снилась то я сама, примеряющая лица с портретов и фотографий, то своды страшной пещеры, где на меня взирали сотни лиц с моими чертами, то наблюдатель с белым Пламенем на сгибе локтя, сгорающий в огне собственных иллюзий, то Зойка, бормочущая у карты, из которой проступали крылья колоннад. И глухой голос хуфии шептал о том, что эти страшные дела — рук одной и той же ведьмы. И черная змейка Аспида шипела, покусывая мое предплечье, а красные глаза под темным клубком горели нетерпением.

Создание алтаря и хуфии, вызов бесов, убийства ведьм и летучие «угли». И мифическая тюрьма для нечисти. Отличный набор, чтобы через костер отправиться прямиком в ад. И я очень хочу поджечь хворост и помахать напоследок. У меня наконец появилось то, о чем толковала Томка, — мечта. Нет, даже Мечта. Не просто выжить в этой истории, а положить ей конец.

Арчибальд Дормидонтович уехал к племяннику в Барнаул. Оставил мне письмо, в котором идеально красивым почерком откланялся и объяснил, что ему плохо. Обещал забрать с собой свою банду, дабы не подвергать опасности общественность. И очень просил привести в порядок его жилплощадь, ибо он намеревается вернуться после того, как. Заканчивалось послание загадочными и однажды сказанными словами «Девочка — ключ. Ключ от древней, темной и страшной истории. Не забывайте».

«Девочка-ключ» тем временем балдела в «одиночестве», то бишь без боязни спалиться при мне на суперсекретном ритуале. Я позвонила домой со стационарного телефона и выслушала от призрака подробнейший отчет, который сводился к тому, что пожрать еще не кончилось, а Зойке прикольно. Точно, все мы, ведьмы… одинаковые. Жорик, кстати, не поленился прийти еще раз и принес мне сумку с кошельком и одежду — джинсы, майку, куртку, носки и нижнее белье. Он без комплексов. Помню, я так хохотала, когда обнаружила призрака копошащимся в моем нижнем белье.

— Уля, шо за бисова мода! — восхищенно изрек дух и мечтательно посмотрел на голубые кружевные стринги. — От не в то время родился, от не глядеть и не сымать!..

Я ему потом для прикола показала фотки стриптизерш в игровых секс-костюмах, так несчастный два дня обтекал и страдал тем, что не дожил. Да, а те, кто дожил, сидят в архивах, дурея от чужой одержимости, или бегают за нечистью и шарахаются по подземельям, рехнувшись на работе. От меня постоянно ускользают такие простые и по-человечески правильные вещи… Впрочем, это к делу не относится.

Умывшись, переодевшись и наведя порядок в мыслях, я потопала на кухню. Намечался следующий акт Мерлезонского балета, в ходе которого меня снова вдумчиво прощупают на предмет наличия-отсутствия брильянтов на голубом банте, то бишь необходимой информации. Чтобы либо подтвердить собственные доводы и чужие слухи, либо их опровергнуть. Иллюзиями я себя не тешила, не тот случай. Мне скупо и дозировано выдавали информацию, требующую проверки. Ничего лишнего и личного не узнаю, и я с этим смирилась. Ибо. Хуфия висела дамокловым мечом. Хочешь — не хочешь, а никуда не денешься.

Гоша по-прежнему обретался на кухне и выглядел очень бодро. Побрился, переоделся и, не отрываясь от изучения очередной бумажки, трескал пельмени. На папках, рассыпанных по полу, небрежно чернел рюкзак и синел спальник. Надо бы и мне возродить старую добрую традицию хиппи, чтобы не разгуливать в одежде с чужого плеча и не ворочаться на узких кушетках…

Я кивнула в ответ на «добрый вечер», взяла тарелку с пельменями, разложила на коленях папку и углубилась в изучение последнего дела ведьмы. И чем больше читала, тем больше подозревала не то чужую мистификацию, не то собственное раздвоение личности. Последнее усиливалось, когда я поднимала взгляд к потолку и смотрела на портретные иллюзии. И ладно, внешнее сходство, но идентичные «угли» с идентичным же дефектом… Нонсенс. А кстати…

Я зависла, не донеся до рта пельмень. А где второй воздух в Кругу? Я на весь город одна, видящая и воздушная. А ведьма вроде как среди круговых. И по всем документам она — тоже воздух. А сменить сферу можно только в одном случае…

— Уля, не молчи, рассказывай.

Я посмотрела на наблюдателя растерянно, отрицательно мотнула головой и снова уткнулась в папку. Уставилась невидяще на косые чернильные строчки. А может, ее нет, ведьмы в смысле?.. Двести с лишним лет жизни — немыслимый срок. Не могу поверить, что кто-то, пусть и на жертвах, способен столько прожить. Большинство из нас сотню-то с трудом разменивает…

— Ульяна!

Я невольно вздрогнула. Это от усталости. Ухожу в себя, ничего не вижу и не слышу…

— Не морочь себе голову. И мне — тоже, — строго заметил Гоша, наклонился и отобрал у меня папку. — Ведьма существует, и реальных доказательств тому больше, чем пара иллюзий. И она — не ты. На всякий случай напомню, что хуфия не признала в тебе создательницу. А это серьезный аргумент.

— Зачем тогда на меня намекал? — спросила сухо и без аппетита посмотрела на пельмени. Поесть надо. Еще бы впихивалось.

— Собирал сведения, — пояснил он туманно и сел на стул напротив. — Ну, что еще?

— А если это разные ведьмы? — упорствовала я. — Ведь могут же быть и другие… идентичные? И не жила она двести лет, а просто передавала дела последовательницам… — и запнулась, запутавшись в избытке невозможного.

Невозможно жить больше ста пятидесяти, невозможно существование «углей» с одинаковым энергетическим рисунком, невозможно…