Е. Аверин: «Авторитет себе Галин создал невероятно высокий. Наши советники говорят, что не проходит того дня, чтобы кто-либо из китайцев не спросил, где находится Галин, скоро ли он приедет… Верили Галину китайцы абсолютно. Каждое его заявление по вопросам, касающимся военных действий, считается законом. Курьезно, что Галин умел выставить на фронт таких генералов, которые в течение всей жизни не вылезали из кабинета. К примеру, Тань Янькай никогда не бывал на фронте. Стоило только Галину сказать, что Тань Янькаю надо бы быть на фронте, как старик немедленно выехал».

Но было бы неверным считать, что Блюхеру в Китае работалось легко. Он постоянно пребывал в напряжении. Его окружала непростая среда: с одной стороны, неприязнь многих честолюбивых местных генералов, с другой — недоброжелатели, завистники, которых было немало среди советских советников, особенно в политическом аппарате Бородина.

В 90-х годах минувшего столетия в Центральном государственном архиве Советской армии были обнаружены ранее неизвестные материалы о китайском периоде деятельности Блюхера-Галина. Приведу отрывок из письма М. Г. Ефремова (бывшего военного советника в Китае, заместителя Блюхера; псевдоним Ефремова — Арнольд) наркому обороны Ворошилову:

«…Часто при таком весьма прочно организованном аппарате из своих людей Бородин[44] крутит нами как хочет, несмотря на то, что мы — военнополитические работники — тянем самую тяжелую работу под ежеминутной опасностью. Вся эта публика — Теруни, Калачев, Синани, Тарханов[45] — лакейничают перед Бородиным и ведут разведку среди нас, военных, а потом шепчут ему все, что захочется…

Тов. Сергеев, наш лучший герой-летчик, по-товарищески возмущаясь, передает, что т. Галин, будучи занятым, везет всю тяжесть на себе всего этого великого похода, сам не замечает, как к нему подсовывается вся вредная для нас бражка, которая часто роняет авторитет Блюхера… Все лавры побед приписывает Бородин себе и своим сотрудникам, и, конечно, Вы в Москве знаете как о главном двигателе — Бородине, тогда как главным двигающим действующим лицом является Блюхер с военными работниками, который каждую свою каплю сил и знаний, будучи не совсем здоровым (измотался на фронте), отдает победе НРА.

Фактически командует НРА ум Блюхера, а не главком Чан Кайши, каждый раз теряющийся в серьезной обстановке, как военной, так и политической.

Это голая правда, Климент Ефремович, когда-нибудь из других источников узнаете. А может, уже знаете от Карахана и др.».

Деятельность Блюхера в Китае была отмечена четвертым орденом Красного Знамени.

Но есть основание предполагать: Блюхер за работу в Китае награжден не одним, а двумя орденами. Пребывание в те годы в Китае советских работников было под большим секретом. Поэтому даже в приказах Реввоенсовета Республики формулировки настолько вуалировались, что совершенно невозможно понять, за какие заслуги отмечен человек. К периоду работы Блюхера в Китае относятся приказы РВСР № 664 и № 25/2 от 1927 и 1928 годов о награждении его орденом Красного Знамени. Два приказа, значит — и две награды. Однако Блюхер получил только один орден. Как вспоминала Г. Л. Безверхова-Блюхер, ее муж говорил, что за Китай у него два «Красного Знамени», но один орден «где-то заплутал».

В Центральном государственном архиве Советской армии есть протокол Китайской комиссии Политбюро ЦК ВКП(б) за номером 7 от 15 декабря 1926 года о представлении Блюхера В. К. к ордену Красного Знамени, а также секретная поздравительная телеграмма наркома обороны Ворошилова: «Ханькоу. Бородину. Галину. 24 декабря 1926 г. Инстанция наградила вас, Галина и Бородина, орденом Красного Знамени, сердечно поздравляю. Прошу предоставить список инструкторов, советников, заслуживающих награждения орденом Красного Знамени или другими наградами. Награждении орденами в прессе не сообщать. Мезенцев[46]».

В условиях кровавого террора против коммунистов и суньятсеновских сторонников, развязанного Чан Кайши, и разжигания ненависти к СССР советские советники не могли больше оставаться в Китае. С июня до августа 1927 года они жили на чемоданах, все знали: вот-вот поступит приказ покинуть страну.

По свидетельству Казанина, Блюхер и Галина Кольчугина выехали из Китая в числе самых последних сотрудников военной миссии.

В день перед отъездом Казанин зашел к Блюхеру попрощаться. Галина угощала чаем. Сидели в небольшой гостиной наверху. Дверь на веранду была открыта, было много света и воздуха, плетеная мебель усиливала впечатление легкости, даже невесомости. Блюхер был в белом костюме, мог показаться абсолютно светским человеком до тех пор, пока взгляд не падал случайно на его крепкие рабочие руки. А она — сама женственность, глядела на мужа глазами откровенно влюбленной женщины…

Казанин обратился к Василию Константиновичу с просьбой разрешить ему поехать в Советский Союз не через Владивосток или Монголию — такой маршрут выбирали многие, а через Харбин: там жили его родные, должен подъехать брат, и будет нечто вроде семейного сбора. «Какие могут быть возражения?!» — удивился Блюхер. Потом он поинтересовался у Казанина, доволен ли тот расчетом, хватит ли ему денег на поездку. Казанин заверил: получил все, как положено, и денег хватит. Блюхер задержал его руку в своей руке, сказал: «Если вам нужно что-нибудь, пожалуйста, скажите, не стесняйтесь».

Больше Блюхера и Галину в Китае Казанин не видел. Позже узнал, что 11 августа они с Галиной отправились в Москву. Их сопровождал старый царский генерал Шалавин, которого Казанин однажды встретил в Наньчане. Это произошло в приемной штаба Блюхера. Там стоял длинный стол, накрытый к завтраку. За столом сидел подтянутый седеющий военный и с аппетитом ел овсяную кашу. В такой духоте есть горячую кашу было подвигом. А он, не довольствуясь этим, взял из миски три яйца всмятку и выпустил их на кашу. Затем все это полил консервированным молоком и густо посыпал сахаром. Казанин был загипнотизирован завидным аппетитом старого военного. Вскоре он узнал, что этот «оригинал» — генерал Шалавин, перешедший на советскую службу. Он возглавлял в Китае охрану Блюхера-Галина. Генерал буквально прикрывал собой Блюхера в кишевшем белогвардейцами городе; нельзя было найти более верного и преданного человека.

По приезде в Москву Блюхер сразу попал в руки врачей. Ему был поставлен диагноз: себорейная экзема, остро выраженная неврастения и гипертонический криз. Блюхер не соглашался на госпитализацию и просил оставить его на домашнем режиме.

Василий и Галина обосновались в столице в двухкомнатном номере гостиницы «Метрополь», почти каждый день у них бывали гости — сослуживцы по китайской миссии.