— Хочешь знать, как это произошло, герой? Похвальное рвение. Так вот, эти сволочи, там внизу, на планете, решили отделиться от нашей мамы-Земли, не уплатили налог и заявили о расторжении связей. Ну, наши долго пытались это утрясти по-хорошему: прервали поставки оборудования, прекратили вывоз товаров. Но они все равно за свое. Устроили геноцид с бактериологической заразой против наших друзей — нормальных колонистов, у которых есть корни; пошли в ход атомные бомбы, не чета нашим, но все же. В общем, загнали нас в угол. Тогда прислали «первую» эскадрилью. В первый вылет вышло десять машин, они стартовали прямо со звездолета, базы еще не было. Я, правда, жалко очень, в этом вылете не участвовал. Колонисты, ну, потомки тех, кто заселил эту планетку, попытались нам помешать. Да куда им. Правда, они сбили все звено Коцека — этого парня я знал лично, он закончил учебу всего за три года до меня. Был он страшно талантлив и, наверное, стал бы адмиралом, но его носитель грохнулся в океан: гарудский лазер вывел из строя всю навигационную аппаратуру. (Это известно точно — он успел передать сообщение перед концом.) Однако наши пощелкали все их орбитальные станции и, можно сказать, оставили инопланетян без глаз. В следующих налетах мы взорвали все космопорты и крупные аэродромы, но потеряли кучу космолетов. Не буду говорить сколько, это сверхсекретные данные и, поверь, официальные потери всегда занижаются. Затем начали строить эту базу. Так что я, корвет, воевал здесь, когда этого буфета еще не было. И ешь ты тут спокойно только потому, что тогда ребята сложили головы, взрывая их главный космодром. Думаешь, вайшьи иначе позволили бы нам здесь обосноваться? Меньше чем в полутора сотнях тысяч километров над их головой? Вот, вот. Ладно, за наших ребят. — Скилачче залпом опрокинул стакан.

«И чтобы оправдать постройку базы и средства, на нее угроханные, — подытожил про себя Хадас, — корпорации не позволили снова использовать дипломатические каналы, и колесо войны стало раскручиваться. И теперь, даже если на планете полностью погибнет жизнь, и сейчас еле-еле теплящаяся, битва все равно будет продолжаться, потому что военные заводы пыхтят на полную мощь и их остановка означает потерю прибыли».

Он очнулся от воя сирены и сразу привычно посмотрел на электронное табло. На нем светилось: «Корвет-капитан Кьюм, оставаться на месте. ЖУ. ВК № 2».

«Наверное, снова тренируются в отражении удара противника, чтоб им пусто было!» — подумал Хадас и послушно достал из ниши вакуумный костюм. Раньше космическая одежда хранилась в специальном месте, на каждом этаже, но после последней трагедии в жилом отсеке эти правила изменились. Через тонкую алюминиевую дверцу было слышно, как по коридору пробежало несколько человек. Хадас сел на кровать и стал ждать дальнейших указаний. За все время существования базы на нее напали, то есть обстреляли, всего однажды — это совершил Самму Аргедас, и тренировки мало помогли, и винить за произошедшую в Северной галерее трагедию одно начальство — нет оснований. Теперь, следуя наставлениям, они отрабатывали тактику защиты очень часто. Сегодня Хадас принимал в этом деле пассивное участие, даже не принимал никакого, поскольку ему не вернули допуск на управление боевой машиной. Обычно через десять минут он был обязан сидеть в своем пилотском кресле: руки на рычагах. Дважды во время учений он взлетал: сейчас такое не практиковалось — топлива было в обрез. А в то время ему казалось, что в эти минуты база представляет собой неприступную крепость, спрятанную под землей. Среди однообразного черно-красного скального, она выдавала себя лишь огромной квадратной дифракционной решеткой «Большого Лазера», раскинувшегося в старинном кратере Агамемнон. Это уникальное сверхмощное орудие разрушения размером в добрый километр, само состояло из скольких десятков тысяч боевых лучеметов импульсного излучения, хитрость была лишь в том, что все они в случае необходимости, подчиняясь компьютеру, могли концентрировать энергию в одной точке пространства, и тогда там создавалась температура сравнимая с нагревом центра белого карлика, а еще там возникал резонирующий, смертельный танец частотной, амплитудной и фазовой модуляции. Почти ничто не могло устоять перед этим камертонным ударом. До нападения, лет пять назад, в экспериментальных целях был расстрелян маленький астероид Apyна, самый удаленный естественный спутник Гаруды. Правда пришлось концентрировать на нем мощь достаточно долго — целую минуту: Аруна имел почти сто метров диаметре и не хотел пропускать смертельное качающееся излучение в свои внутренние области. Но и он сдался, хотя нагрев рабочей газовой смеси в батареях лазеров сожрал целое море энергии. Но все были довольны испытанием, — а Аруна разделился, подобно aмебе, на четыре орбитально независимых обломка.

Хадас глянул на часы. Для учебной тревоги ожидание длилось довольно долго. Что-то не так, подумал Хадас. А вернулись ли боевые машины? Он снова глянул на часы. Нет, еще рано, они прибудут через час-два, если ничего не случилось. А может, случилось? Может, поэтому гудела сирена? Хадас встал и прошелся по комнате, насколько это было возможно в маленьком помещении. Он поймал себя на том, что волнуется за судьбу пилотов, за их космолеты, а ведь час назад он подсознательно желал им неудачи, тогда он жалел тех неизвестных ему людей, влачащих полузвериное существование в подземном мире или вообще неких эфемерных созданий, постоянно кочующих в поисках мест, менее зараженных радиацией, на других материках Гаруды. Вообще-то слово «жалость» здесь не очень подходило, скорее Хадас желал равных шансов, он не совсем понимал тех, кто нападает на одного скопом. Каждый вылет на задание знакомых и приятелей сводит попытки гарудцев — этих безличностных, образно-обобщенных, полуэфемерных людей

— к нулю. Борьба за существование переступила черту, за которой она теряет смысл. Тщетно сражаться с всесилием. Если био-, гео-, гидро— и прочие равновесия на планете необратимо нарушились, тогда хаос все равно возьмет свое. Но это все там, под слоем воздуха, и здесь, в извилинах мозга. Стоит ли переживать за тех, кого не знаешь, тем более что их жизнь зависит от благополучия окружающих тебя людей? Если кто-то из товарищей, братьев по оружию заболеет и если ему не найдут замену, то там внизу кто-то, помноженный на много-много раз, проживет дольше, до той поры, пока приятель Кьюма поправится и, сев в кресло, воззрится в индикаторы. Формула ясна — простейший двоичный код: либо те — либо эти. Конечно, после неудачи Самму Аргедаса у планеты более не было шансов играть на равных — случилось своеобразное нарушение этики.

Словно очнувшись от коллапса, Хадас зафиксировал, что сидит, уронив голову на руки, уставясь в одну точку. Что же это такое? Может, стоит пожаловаться психиатру? И что тот сообщит? «Все в норме, — скажет он. — Просто результат перенесенного там, внизу, вследствие аварии и всего остального потрясения». А вечером ему введут шприцем успокоительное и назначат «промывание мозгов». Нет, увольте.

Хадас достал с полки микрокассету с учебным фильмом «Профили полета на малых высотах», вставил ее в визор. Надо было сосредоточиться, а работающий мозг сам спихнет вредные, никчемные мысли.

А на табло все еще светилось: «ЖУ. ВК № 2». То есть по-нормальному: «ждать указаний, вакуумный костюм в готовности номер два, что, в свою очередь, значит — готовность к срочному применению».