морде разъяренного тигра: в нем нельзя было разглядеть ничего человеческого. Лишь звериный оскал и ненависть. – Ты ведь знала, что тот ребенок – это сын vei`li?!

– Ах, бедное дитя! Тебе не было достаточно зарубить у него на глазах мать, ты еще сделал его заразной крысой? Наверняка он сейчас гниет где-то в переулках и проклинает тебя от всей души!

Мужчина зажмурился и пропустил несколько ударов. С его плеч хлестала кровь. Но слова хаванки разили намного глубже, чем ее меч.

Сурии сосредоточился и вновь вступил в бой. В нем не осталось ни капли любви к этой женщине. Сейчас он, больной и исхудавший от терзающих его каждую ночь кошмаров, был готов убить Тиаму. Пускай именно он – палач и убийца, но ему никогда не удастся простить ее. Никогда.

Он атаковал раз за разом, но она парировала. Тогда сурии выпустил из меча огромный черный поток, который повалил хаванку наземь. В ответ ему в лицо прилетел желтый луч, который был куда быстрее, чем его темные атаки. Мужчина кое-как увернулся, но поспеть за скоростью света был не в силах: его глаз оказался сильно поврежден и залит кровью.

– Посмотри на себя, сильнейший сурии континента! Посмотри, как валяешься в грязи из-за слабой хаванской женщины!

Она хохотала от души. На ней не было ни царапинки.

И тогда мужчина действительно разозлился. Не только на Тиаму, но и на себя. До этого момента он не пытался покончить с ней, не пытался убить ее на месте. А ведь именно это он и должен был сделать.

Мужчина вонзил меч в землю. Противница расхохоталась громче и кинулась в атаку, целя своим оружием ему прямо в сердце. Но сурии не сдался: его окутала темная дэ, а зрачки сузились и зажглись во тьме. Все его тело превратилось в одно огромное скопление энергии, а на голове показались два нароста. Раньше он никогда не использовал Принятие на таком уровне. Он знал, что это опасно, но иначе Тиаму не победить. Только он осознавал истинную силу этой хаванки, которая не уступала ему ни в чем.

Все закончилось намного быстрее, чем мужчина ожидал. Меч противницы вонзился ему в плечо и пронзил насквозь. Сурии пошатнулся, но устоял, а затем одним молниеносным ударом пробил грудь женщины.

Ее глаза расширились. Она упала, а меч, выскочив из ее тела, взлетел вверх и распался на частицы, не выдержав нагрузки противоположных дэ. Кровь фонтаном брызнула в воздух и залила единственный здоровый глаз мужчины.

Прежде чем сурии успел утереть глаза и увидеть то, что осталось от его бывшей возлюбленной, он услышал смех. Громкий и нарастающий в своем безумии смех.

Распахнув глаз, мужчина пошатнулся и упал на колени. Женщина, из груди которой хлестала кровь, приподнялась с земли и хохотала, заливаясь слезами от смеха.

– Глупенький! Ты правда думал, что сможешь меня убить? Меня? МЕНЯ?!

Ее смех становился истеричнее и громче. Она хваталась за бока, из ее раны, рта и ушей лилась кровь, но женщина словно не чувствовала этого. На секунду мужчина даже усомнился в чистоте собственного рассудка, но затем вспомнил лица лесных, которых убил, вспомнил гниющие изуродованные тела погибших хаванцев. Нет… Даже если он уже сошел с ума… Нет. Он должен прервать ее жизнь собственноручно.

К следующей атаке Тиама не была готова. Мужчина набросился на нее с голыми руками, разорвал одежду, а затем, наполнив пальцы темной энергией, вонзил их в тело. Он драл руками ее грудь, кромсал мясо и пробирался глубже под неустанный хохот женщины. Она смотрела ему прямо в лицо и выглядела даже счастливой.

Мужчина с хрустом разломил пополам ее грудную клетку. Его руки, одежда и растерзанное тело хаванки были все в красной жиже, ошметках кожи и легких. Но он продолжал рыться внутри ее тела пока, наконец, не достиг искомого места. И только тогда он застыл. С его лица сошли все краски. Он побледнел так, будто все его жилы за секунду опустели.

Темный поток дэ угас. Действие Принятия прекратилось. Мужчина продолжал сидеть сверху на Тиаме с невероятно растерянным и пустым лицом.

– Милый, поищи еще. Ты справишься, продолжай, – пробулькала женщина, которая наконец перестала смеяться, потому что ее рот доверху наполнился кровью.

– Где оно… Где твое…

– Сердце?

Она улыбалась. Несмотря на то, что именно хаванка сейчас лежала на земле, истекая кровью, на лице ее светилась вера в свою полную и безоговорочную победу.

– Что такое? Пр…осто… вон…зи… меч… в… го…лову…

Говорить Тиама уже не могла. Из ее рта потоком лилась бурая жижа. Она захлебывалась.

Мужчина медленно сполз наземь. Он сидел на коленях, глупо смотря в пустоту.

Он пришел в себя только тогда, когда чья-та ладонь ласково погладила его по голове.

Хаванка стояла перед ним. Хоть ее одежды и были порваны, а с платья стекали ручьи крови, но на груди не было ни намека на огромную дыру, которую проделал в ней мужчина собственными руками. Ребра срослись, все раны – затянулись. Ни царапинки.

– Ты был такой глупый и милый… Ласковый и пылкий. Мне очень нравилось с тобой играть. И ведь ты правда поверил, что сможешь так просто меня убить. Побоялся отрубать мне голову? Почему? Волной накрыло бы только тебя да половину Скидана. А теперь… – Она присела и посмотрела мужчине в его единственный глаз. – Теперь я уничтожу весь континент. Вы все, как свиньи, падете от руки одной хрупкой хаванки. Правда, смешно?

Сурии не пытался дать отпор. Если она сказала, что ответная волна была бы соразмерна с половиной Скидана, то в этом бою Тиама не использовала даже крохотной частицы своих сил. Да и… Как можно убить сурии, у которого нет сердца?

– Я пощажу тебя. Но это в последний раз. Когда мы снова встретимся, то тебе придется выбирать. Хотя, знаешь, выбор не такой и большой… В этой войне есть только две стороны: моя и всего человечества.

С ее губ не сходила ласковая улыбка. Словно она смотрела на маленького голодного щеночка. Она протянула руку и вонзила палец в поврежденный глаз мужчины, продырявив его насквозь. Сурии зашипел и задергался от боли.

– Я излечу твой глаз. Да и остальные части тела… Некрасиво как-то будет, если мой жених окажется одноглазым хромым уродцем.

Произошедшее дальше было странным. Женщина не использовала дэ из своего тела – наоборот, она вытянула жизненную энергию из леса. Мужчина услышал, как где-то глубоко в лесу с воем упали замертво несколько волчаков. Как с деревьев попадали птицы, которым никогда уже