– Вот эта кастрюля, видишь? Только надо еще что-нибудь докупить. Какой-нибудь бальзам для тела или что-нибудь в этом роде. Ты этим, понимаешь, показываешь, что понимаешь: она женщина! А каждая женщина за собой ухаживает.

Ухаживает ли моя мать за собой?

Я совсем не уверен, что ей нужен весь этот идиотизм, но покорно вытаскиваю бумажник. Кастрюля, надо сказать, сильно бьет по моему бюджету, я чуть в обморок не падаю, когда слышу ее цену.

Но в конце концов – мать у меня одна.

– Так, а теперь пошли в косметику. Может быть, что-нибудь с Мертвого моря? Этим ты ее точно порадуешь, вот увидишь!

Я иду за ней, словно овца на бойню. Ненавижу покупать подарки! Вообще ненавижу покупать!

– Или что-нибудь из бижутерии? – Алина замирает перед витриной.

Я взглядываю на цены – и поскорее оттаскиваю ее от прилавка. Мы прибиваемся к стойке, которая затерялась между двумя магазинчиками. Я сыт всем этим по горло, позволяю Алине выбрать масло для тела. Она подсовывает мне под нос какие-то пробники, они все пахнут одинаково хорошо, а я мечтаю о гамбургере.

Наконец выбор сделан, я расплачиваюсь картой, потому что кастрюлька съела всю мою наличность. Мне красиво упаковывают масло, я беру пакетик, беру чек – и не верю собственным глазам. Триста двадцать злотых?!! За масло?!!

Надо было покупать бижутерию.

А потом я зову Алину съесть какой-нибудь ужасный гамбургер.

Марта бы в жизни такое в рот не взяла – ибо корова мучилась, света белого не видела, все время стояла в клетке, со всех сторон электричество и колючая проволока, мясо глубокой заморозки, пережаренное масло, высокие температуры и так далее… я заказываю два гамбургера, Алине какой-то салат и мороженое.

Алина милая, по-настоящему милая. Она улыбается, спокойно ест то, что я ей заказал, она хорошо одета и отлично выглядит – и хотя я не слишком разбираюсь во всех этих бабских штучках, но в ее облике чувствуется рука стилиста.

Марта таскалась все время по секонд-хендам, рылась постоянно в каких-то старых шмотках – и выглядела при этом шикарно. Я бы в такой магазин просто не пошел бы, ни за что – побрезговал бы. А она ходила – и выглядела как королева.

Алина тоже выглядит превосходно. У нее теперь волосы покороче, она стройная и очень эффектная. Не понимаю, почему она столько лет одинока. Может быть, она тоже лесбиянка? Может, нужно мне этих двоих девушек познакомить? Но я вовремя спохватываюсь, что скорей всего она все-таки не лесбиянка, если брать в расчет прошлое. И вот она сидит напротив меня и никак не комментирует мои два бутерброда с глубоко замороженным мясом несчастных коров. А Марта бы, без сомнения, делала бы именно это.

– Огромное спасибо тебе за помощь, сам бы я ни за что не справился. В прошлом году покупки делала Марта, – говорю я искренне, хотя, наверно, не следовало бы это говорить.

– Ты все еще о ней думаешь, да? Она так сильно обидела тебя… такие вещи иногда остаются с человеком на всю жизнь…

– Да я вообще о ней не думаю! – возражаю я с набитым ртом.

– Иеремиаш, да ведь это видно невооруженным глазом. И не стыдись, ведь тут ничего не поделаешь. Нужно время, чтобы ты пришел в себя.

Джери бы так не сказал. И Толстый. И Бартек. Бартек бы предложил мне срочно стать отцом – это очень меняет мировосприятие. А с Алиной можно не притворяться.

– Да, это нелегко. Я и не думал, что будет так тяжело. Но ничего.

– Я тебя видела с такой блондиночкой… Это что-то серьезное?

Я усмехаюсь – она могла меня видеть разве что с Ингой.

– Это единственная девушка после Марты, с которой я… ну, ты понимаешь – мог бы что-то замутить. Но у нее есть один маленький недостаток.

– Да ладно! Она потрясающе красива. Так что – глупая?

Женщины не любят других женщин, я давно это заметил.

Вот Марта, кстати, этой нелюбви не испытывала. Она вообще во многом была как ребенок – это ее восхищение всем и всеми, эти поиски в каждом чего-то хорошего… Она даже когда передачу о детоубийцах смотрела, сочувствовала не только убитым детям и их родителям, но и преступникам. И ее страшно злило, когда я говорил, что лично повесил бы этих мерзавцев. Ты же не знаешь, что его к этому привело! Ведь он наверняка болен – нормальный человек же такого никогда не сделает! А больных надо лечить, а не убивать! Вот Гитлер тоже считал, что калек и больных надо уничтожать – а ведь инвалиды тоже люди, между прочим!

– Нет, она далеко не глупа, я бы даже сказал – очень умна. Второе высшее, научная стипендия, четыре языка в совершенстве.

– Так что тогда? Незабудка-недотрога?

– О нет! – я даже засмеялся, потому что это определение к Инге удивительно не подходило.

– Занята?

– Вольная как птица. И меня любит по-настоящему.

– Ну так? Хватит меня дразнить, ты что, сменил ориентацию? – Я улыбаюсь еще шире. – Эта идиотка так сильно на тебя повлияла?

О Марте можно сказать что угодно – но только не то, что она идиотка. Надо быть объективным.

– Марта вовсе не была глупой, – горячо протестую я, и мне самому становится неловко от своей горячности.

И почему это?

Глупая сука.

– Я прошу прощения, но просто мне жалко тебя, Иеремиаш, потому что ты заслуживаешь большего и лучшего. Кого-то, кто тебя ценил бы. А Марта… она была… прости, мне не стоило бы тебе этого говорить, но женщины всегда замечают такие вещи лучше, чем мужчины. Особенно влюбленные.

– И какая она была? Ты что-то знаешь? Эй, Алина, ты же мой друг, это же все останется между нами. А все эти недоговоренности и недомолвки оставь подружкам.

– Я ничего не знаю. Только она не вызывала у меня доверия. Такая прямо идеальная-преидеальная. Ну, ты понимаешь что я имею в виду.

Нет, я не понимаю. Марта вовсе не была идеальной.

– Ну, понимаешь… когда кто-то весь такой безупречный, всем помогает, так все понимает, сочувствует всем, так бегает раз в неделю к бабуле, так старательно демонстрирует, сколько в нем тепла, и вообще весь такой супер-пупер – я невольно начинаю ему не доверять.

И правильно, – думаю я про себя. Я вот потерял доверие через четыре года. Почти четыре.

– Я, Иер, всегда для тебя хотела лучшего. А она всегда была такая… слишком высокоморальная. Ты ведь не сердишься на мою откровенность?

– Слишком высокоморальная? – Такое определение, пожалуй, только женщине может в голову прийти.

– Ладно, давай закроем эту тему. Лучше скажи мне, почему та красавица, о которой мы говорили, которая и красивая, и умная, и классная, – почему она тебе не годится. Она тебя не хочет? В этом проблема?

– Ох, Алина… Уверяю тебя, если бы не этот ее маленький недостаток – она бы уже была со мной.