Он чувствовал необходимость проявить себя с лучшей стороны и старался не допустить ни малейшего намека на свои сомнения.

– Не думаю, что их легко будет убедить отказаться от своих убеждений, в особенности тех, кто встал на позиции, от которых невозможно отойти.

Иннокентий поджал губы.

– Жаль, что мы им это позволили. Нам следовало вступить в переговоры гораздо раньше. В любом случае, судя по твоим словам, без потерь не обойтись. Еще ни одна война во имя матери Церкви не проходила без кровопролития. – Он слегка покачал головой. – Представь мне отчет о результатах своей работы в Тоскане. А потом я отправлю тебя в другие города Италии, за поддержкой местных жителей. – Папа улыбнулся. – Возможно, скоро ты поедешь в Неаполь или в Палермо. Посмотрим.

– Да, святой отец, – изо всех сил стараясь говорить с воодушевлением, ответил легат. – Завтра я передам вам отчет о Тоскане и буду готов отправиться в любой город на ваше усмотрение.

– Спасибо, Энрико, – мягко произнес Иннокентий. – Возможно, ты начнешь с Урбино. А затем, может быть, поедешь в Феррару?

Паломбара одобрял этот выбор. Он открыто взглянул в лицо Иннокентия, начиная осознавать его могущество. Но легату не давало покоя тревожное предчувствие. Возможно ли осуществить Крестовый поход без очередного разрушения Константинополя?

Быть может, его новая миссия заключается в том, чтобы уничтожать то, чего он достиг за свою предыдущую жизнь? Вера все больше ускользала от него.

Но пребывание Паломбары на новой должности оказалось недолгим. Папа Иннокентий умер всего через пять месяцев после избрания. После недолгого совещания конклав избрал на папский престол Оттобоно Фичи, который взял себе имя Адриан Пятый. Невероятно, но через пять недель этот понтифик тоже преставился. Его даже не успели посвятить в сан! Это было похоже на безумие. Как Господь мог допустить такое? Или таким образом Он говорил им, что они сделали неправильный выбор? Все это постепенно превращалось в фарс. Неужели никто не услышал Божественного Гласа?

Или, как в глубине души всегда боялся Паломбара, не было никакого Гласа Божия? Даже если Господь действительно создал этот мир, Он уже давно потерял интерес к Своим творениям, их низменным устремлениям, беспрестанным бессмысленным сварам. Человек слишком занят самим собой, чтобы услышать Глас Божий.

На улице было жарко – типичный римский зной в середине лета. А кардиналам со всех уголков Европы придется вернуться сюда, чтобы все начать сначала. Некоторые из них еще не успели добраться домой с предыдущего конклава. Абсурд!

Паломбара медленно прошелся по дому, который когда-то так любил. Он взглянул на красивые картины, которые собирал на протяжении многих лет, полюбовался мастерством художника, композицией, совершенством линий. Но на сей раз жар в душе живописца не вызвал отклика в его собственной душе.

Легат вознамерился лично пойти к Карлу Анжуйскому, не тратя времени на разговор с Масари. Он узнает, по-прежнему ли Карл готов поддержать его кандидатуру. А прежде решит, что предложит королю Неаполя, а что предлагать не станет.

Спустя тринадцать дней Паломбара прибыл на огромную виллу Карла Анжуйского, расположенную в предместье Рима. Король, широкогрудый мужчина, обладающий огромной физической силой, пышущий энергией, как кузнечный горн – жаром, казалось, не мог стоять на месте. Он двигался по комнате, от стопки приказов, написанных в его навязчивой манере в трех экземплярах, к заметкам и еще к какой-то пачке бумаг. На столе стояли чернильницы, и Карл исправлял в документах то, что считал ошибочным. Его широкий лоб лоснился от пота, тяжелое лицо раскраснелось.

– Ну, – спросил Карл, – и зачем же вы ко мне приехали, ваше высокопреосвященство?

На умном лице появилась ироничная усмешка. Паломбара остро осознал, что не сможет манипулировать этим человеком, – глупо даже пытаться.

– Вы сенатор Рима, и ваш голос будет иметь большое значение на папском конклаве, сир, – ответил он.

– Всего один голос, – сухо возразил Карл.

– Думаю, он будет иметь значительный вес, ваше величество, – ответил Паломбара. – Для многих очень важно ваше мнение.

– В собственных целях, – согласился собеседник.

– Конечно. Но также ради будущего всего христианского мира, – подчеркнул Паломбара. – Сейчас на чашу весов положено больше, чем когда-либо со времен святого Петра. – Он улыбнулся. – И, возможно, над всем этим стоит вопрос: сможем ли мы присоединить к себе Византию – во всех смыслах, – не сделав ее источником постоянного противостояния.

– Византия… – Карл повторил это слово, перекатывая его на языке. – Да уж.

Повисла пауза.

– Ты был легатом в Константинополе, – сказал Карл, снова зашагав по комнате. Его ноги, обутые в кожаные сапоги, громко стучали по мраморному полу. Он шагнул из тени в квадрат льющегося из высоких окон солнечного света, а затем – обратно в тень. – Ты сказал его святейшеству, что византийцы не желают покоряться Риму. – Карл резко повернулся и успел заметить на лице Паломбары удивление, прежде чем тот смог его скрыть. – Эти настроения достаточно сильны, чтобы продлиться еще, скажем, года три?

Паломбара сразу все понял.

– Это может зависеть от того, какие условия станет выдвигать Рим.

Карл тихо вздохнул:

– Так я и предполагал. А если бы ты был папой, от каких условий ты посчитал бы невозможным отказаться, даже ради того, чтобы подчинить православную церковь и объединить весь христианский мир?

Паломбара знал, что он имел в виду.

– Мы говорим о политическом единстве, – сказал он осторожно, но таким тоном, словно они хорошо понимали друг друга. – Единство целей никогда не было возможным. Может быть, подчинение, но не объединение.

Карл ждал. На его лице медленно расплывалась улыбка.

– Я не вижу ничего добродетельного в содействии этому союзу, если он предполагает отказ от догматов веры, которым мы остаемся верны в других случаях, – ответил Паломбара.

Это было ханжеством, но он знал, что Карл его поймет. Королю нужен такой понтифик, который будет оттягивать заключение союза, выдвигая требования, на которые Византия не сможет согласиться. Кто, как не Паломбара, обсуждавший этот вопрос с Михаилом, сможет безошибочно определить такие условия?

– Это мнение в точности совпадает с моим собственным. – Карл расслабился и отошел от собеседника. Его движения стали заметно легче, словно напряжение покинуло его тело. – Я считаю, что Богу угоден понтифик, который понимает истинную природу людей, а не стремится к идеалу, который не соответствует действительности. Я использую все свое влияние ради того, чтобы на папский престол взошел именно такой человек. Спасибо, что нашли время пообщаться со мной и поделиться своими знаниями, ваше высокопреосвященство. – Улыбка Карла стала еще шире. – Мы сможем быть полезными друг другу – и Святой матери Церкви, конечно, тоже.