class="p1">Итак, однажды утром мы все-таки пересекли границу и отправились прямо в Амритсар. Теперь мы были на родине сикхов, и нам не терпелось посетить Золотой Храм. Он был совсем недалеко: днем мы уже были там. Когда мы пришли в Золотой Храм, с нами поздоровались и спросили: «Вы совершаете паломничество?» Мы ответили утвердительно, ничуть не покривив против истины. Тогда нас поселили в этаком общежитии для супружеских пар (а к тому времени мы действительно состояли в законном браке) и пригласили завтракать, обедать и ужинать в столовой по соседству. Мы обнаружили, что такие места для ночлега имеются в Индии повсюду. Чудесная система, она поощряет все слои общества путешествовать по стране и знакомиться со своим наследием.

Последующие шесть месяцев, вплоть до апреля, когда нам предстояло отправиться назад в Европу, мы с Джоанн рассчитывали исключительно на железнодорожный транспорт. Довольно долго ездили третьим классом, где иногда бывало очень неуютно, так как вагоны были переполнены. Потом узнали о программе стимулирования туризма: иностранные граждане могли попросить пересадить их в вагон классом повыше, и эта просьба удовлетворялась автоматически. Надо было зайти в некий кабинет на вокзале и попросить повысить класс билета, что почти всегда дозволялось. Тогда мы стали ездить вторым классом, которым пользовались почти исключительно военные и мелкие госслужащие. Разница между третьим и вторым классом была колоссальная: едешь с комфортом, не утомляешься. Индия — огромная страна, но скорые поезда ходят там не везде и не постоянно. Поездка из Дели до подножия Гималаев в Западной Бенгалии в те времена обычно отнимала четыре-пять дней. Итак, мы всюду добирались на поездах, единственным исключением стал переход непальской границы, где попросту не было железной дороги.

Золотой Храм в Амритсаре полностью соответствует своему названию. Сияющий золотой павильон посреди большого пруда, к входу ведет перекидной мост. Богослужение там не прекращалось с утра до вечера и с вечера до утра. Больше всего меня привлекли музыкальные составляющие службы: певцы, струнные инструменты (ситары, тампуры и другие) и перкуссия. Золотой Храм — безусловно, самый известный из сикхских храмов, и он вполне оправдывает свою славу — это красивое здание, которое производит глубокое впечатление. Общежитие, где мы ночевали, было просто обставленным, еда в столовой — умело приготовленной и всегда обильной. Обслуживанием общежитий, кухни и столовой занимались, по-видимому, преимущественно волонтеры. Я разговаривал со многими из них и обнаружил, что большинство приехало издалека. Трудились они безвозмездно, как бы в дар храму, были неподдельно рады выполнять эти обязанности. Никто ни разу не поставил под сомнение мотивы нашей поездки и наше право жить в общежитии при храме. Нашего статуса паломников было вполне достаточно.

Приехав в Нью-Дели, я тут же отправился в отделение «Америкэн Экспресс», чтобы забрать почту. В пути мы не слыхали никаких международных новостей, так как в местах, где мы останавливались, их было просто невозможно узнать. Отправлять письма мне было, в сущности, неоткуда, и я не писал ни писем, ни открыток. Итак, с октября 1966-го по март 1967 года я почти не контактировал с европейскими и американскими знакомыми.

К своему удивлению, я обнаружил, что в Дели меня ждет письмо — письмо с неприятной для меня новостью. Сатчидананда, с которым я рассчитывал встретиться в его ашраме в Канди, решил отправиться из Парижа в Нью-Йорк. Он познакомился с художником Питером Максом, которого я тоже знал, — приятелем Конрада, и получил приглашение открыть в Нью-Йорке студию йоги, которую Питер вызвался спонсировать. Питер, отличный фотограф и талантливый дизайнер, много снимал Сатчидананду, и спустя несколько месяцев, вернувшись в Нью-Йорк, я увидел эти фото по всему городу: Сатчидананда, очень красивый в красном одеянии, с длинной белой бородой.

В тот момент, в отделении «Америкэн Экспресс» в Нью-Дели, меня вначале охватило глубокое разочарование. Но затем, очень скоро, его вытеснило чувство, что я избавлен от всех обязанностей, отпущен на волю. В Индию мы прибыли в начале ноября, а вернуться в Нью-Йорк планировали весной. В предыдущие два года я много прочел об Индии и Тибете, и мой ум находился в самом подходящем состоянии, чтобы устремиться куда-то в погоне за всеми идеями, которыми я был одержим.

Ришикеш — Катманду — Дарджилинг

В последующие годы я проводил в Дели по нескольку недель кряду, но в мой первый приезд мы пробыли там недолго: ведь почти все, чем я тогда интересовался, находилось в других городах. Я составил перечень мест, которые хотел посетить в районе Гималаев — на родине индуистских и буддистских йогов. Первым в списке значился Ришикеш в Северной Индии — одно из самых знаменитых средоточий индуистской йоги, там много ретритов. Считалось, что там жили, в пещерах или под открытым небом, сотни йогов-одиночек. Там же находились несколько авторитетных ашрамов — например «Общество божественной жизни» и «Лесная Академия Йоги и Веданты» Сивананды.

До Ришикеша мы добрались так: из Дели поездом на северо-восток до Хардвара, а оттуда автобусом. Сразу же отправились в ашрам Сивананды, где меня, ученика Сатчидананды, приняли радушно. В ашраме нам выделили комнату, питались мы тоже в ашраме, но могли свободно осматривать город и окрестности. Именно здесь я впервые увидел садху и йогов, которые жили под открытым небом и ходили в чем мать родила, они были костлявые, кожа чем-то размалевана, в руках — посох или трезубец. Они редко попадались на глаза, потому что жили не в Ришикеше, а в окрестных лесах, поодиночке. Местные утверждали, что в лесах то и дело слышится «ОМ», поскольку там живут в отшельничестве бесчисленные йоги. Когда мы прогуливались по многочисленным тропинкам в лесу, нам попадались йоги, но мы с ними ни разу не разговаривали. Почти всякий раз йог, идущий навстречу, ослепительно улыбался в знак приветствия, еле заметно кивал и проходил мимо. Я взял несколько уроков йоги у одного юноши, жившего в ашраме, но те асаны, которые он хотел мне показать, я уже знал: похоже, его это огорошило.

Узнав, что я музыкант, обитатели ашрама настоятельно посоветовали мне познакомиться с «музыкальным» йогом, пожилым мужчиной, который жил в этом же ашраме. Меня ему представили, но он так и не завел со мной разговор. Когда я вошел в его покои, он уже играл на струнном инструменте, который называется «ви́на» и традиционно используется для аккомпанирования певцам или как сольный концертный инструмент. Все те несколько часов, пока я у него пробыл, он пел гимны и религиозные песни. Он сильно уступал известным мне великим музыкантам, но пение и