Неужели Трофим рассказал об этом Никите? Вдруг они вместе насмехались над ее глупостью, называли шлюхой?

– Ты была с Трофимом и с Глебом. Чем я хуже? – с заметным ожесточением спросил Никита.

– Ты не знаешь, с кем я была.

– Я видел, как ты ходишь голой.

– И что?

– Передо мной тоже голой будешь ходить!

– Ты сумасшедший!

– Да, сумасшедший! А кто, если не ты, свел меня с ума?

– У тебя и без меня крыша ехала. Тебе нужно лечиться.

– Ты мое лекарство. Переспишь со мной, и я успокоюсь.

– Я для тебя слишком дорогое лекарство. Глеб следователь, а ты меня похитил. На этот раз он тебе спуску не даст.

– Ничего, разберемся.

– На Трофима надеешься? Думаешь, он будет тебе помогать?

– Трофим от тебя отказался. Ты ему больше не нужна. Он разрешил мне переспать с тобой.

– Я тебе не верю. Давай сделаем вот что. Сейчас ты отвезешь меня домой, и я никому ничего не скажу. Еще не поздно все исправить.

– Я не желаю ничего исправлять. Я хочу тебя! Я сумасшедший, и ты должна мне помочь.

Марьяна не выдержала напряжения и забилась в истерике. Она попыталась высвободиться, но у нее ничего не получилось.

– Ты скотина! Настоящая мразь! Как же я тебя ненавижу!

Никита глянул на нее, вздохнул, вынул из кармана шприц, снял колпачок. Пока Марьяна соображала, что происходит, он воткнул иголку ей в плечо. Очень скоро она заснула крепким сном.

Холодное пиво смыло тяжесть восприятия, освежило кровь. Но вместе с тем Трофиму захотелось принять на грудь чего-нибудь покрепче.

– Может, лучше пива? – спросила Тамара.

Она готова была угождать ему во всем, лишь бы только Трофим не уходил. Четвертый день он в запое и все это время провел дома.

Тамара носилась с ним как ведьма со ступой, колдовала, привораживала теплом и лаской. Банька – пожалуйста, выпить – не вопрос, если чего погорячее, то почему бы и нет?

– Коньячка, – попросил он.

– Как скажешь.

– На все согласна… – Трофим усмехнулся.

Продолжать он не стал, но Тамара сама сделала это за него:

– Лишь бы по бабам не ходил.

– Люблю я ее, понимаешь?

– Ну и женился бы, если так. А ты ее в любовницы позвал.

Трофим тяжело опустил кулак на стол. Было такое. Он предлагал Марьяне купить квартиру и стать содержанкой. Но ведь она сама навела его на эту мысль. Было такое, но Тамаре он об этом не говорил. А она знает. Откуда?

Тамара сказала, что он сам проговорился, когда напился до белочки. Но не помнил он этого, значит, ничего не говорил. Но разве Тамару переубедишь?

– Она тебе этого не простит.

– Я от тебя ушел, а ты бегаешь за мной, пристаешь как банный лист.

– Я ребенка от тебя жду.

Трофим до хруста сжал зубы. Не хотел он думать о Виталике, а Тамара напрашивалась.

– Еще ты мой муж. Любимый и неповторимый.

– А если я тебя не люблю?

– Не ври. Ты всегда любил меня. А Марьяна – это временное помешательство на почве острых переживаний. Ты мне отомстить хотел, поэтому с ней и закрутил. Может, не надо коньяк? Пиво какое, ух! – Тамара хлебнула из высокого запотевшего бокала, как это делают, когда хотят привлечь внимание капризного ребенка.

Трофим забрал у нее бокал, осушил его до дна.

– Может, в баньку? Я затопила. Веничек березовый! Шишка еловая! – Тамара призывно улыбалась.

Но только Трофим задумался, как появилась экономка. Оказывается, к нему пожаловала полиция.

Но вся она состояла из старшего лейтенанта Симонова. Вид у него был похмельный, но форма наглажена, галстук и рубашка – новье. От него крепко пахло одеколоном.

– Где Марьяна? – брызгая слюной, спросил он.

– А где Марьяна?

– Ты ее похитил!

Трофим распахнул калитку, предлагая Симонову зайти во двор, но тот глянул на Тамару и мотнул головой.

– Ее здесь нет, и ты это прекрасно знаешь! Где она?

– Не знаю!

– Героем себя чувствуешь? В день свадьбы невесту похитил? – Глеб скривился. – Назло мне, да? Опозорить меня хочешь?

– Невесту?! В день свадьбы?!

– А ты не знаешь?

– Какая свадьба?!

– Свадьба у меня с Марьяной! Ты в курсе! – в бешенстве выплеснул Глеб. – Ничего, я найду управу на ваше подлое племя!

Он потянулся к Трофиму, хотел схватить за грудки, но тот оттолкнул его от себя и бросился к машине.

Окно пыльное, в разводах. Занавесок на нем не было, а грязь не мешала солнцу слепить глаза.

Марьяна могла отвернуть голову в сторону. А закрыть глаза она боялась. Вдруг снова заснет.

Бедняжка лежала на кровати в страхе пошевелиться. Кровать железная, наверняка скрипучая. На звук мог прийти Никита. Он где-то рядом, ждет, когда Марьяна проснется.

Она лежала тихо, но Никита все равно появился.

– Проснулась? – спросил он, злой судьбой нависая над ней.

– Что ты со мной сделал?

– Всего лишь усыпил и даже не раздел. Но у нас все впереди.

– Что это за дом? – спросила она, глядя на бревенчатые стены.

Бревна свежие, пахнут сосновой смолой.

– Нравится?

– При чем здесь это? Где я?

– В нашем доме.

Марьяна осторожно поднялась с кровати, посматривая на Никиту, подошла к окну. Она боялась, что он снова достанет шприц и вколет ей снотворное.

За окном она увидела поляну в окружении лесных деревьев. Вдали поблескивал какой-то водоем, речка или озеро, не разберешь.

– Мы в лесу?

– Далеко в лесу, – уточнил Никита. – Лариса нас здесь не найдет.

– Она меня не пугает. Я боюсь тебя.

– А если Лариса хочет тебя убить?

– Да ну!

– Я тебя спасаю!

– За что она хочет меня убить?

– За то, что я тебя люблю. – Никита подошел к ней, обнял за талию.

Марьяна попыталась вырваться, но оказалась прижатой к подоконнику.

– Пусти!

– Нет.

– Пусти, говорю! – Она вдруг поняла, что слабеет в его объятиях.

Однажды это уже было с ней, в кабинете у Никиты. Каждый раз, вспоминая об этом, она испытывала чувство вины. А сейчас стыд за себя взорвал ее изнутри.