– Ты всегда считал меня тупой? – спросила она.

Она никогда не вела себя с ним как законченная стерва, не закатывала истерик, не оскорбляла его. У нее было немудреное отношение к жизни. Может, потому он и считал Марьяну глупой простушкой?

– Я никогда так не думал.

– Иначе ты не подсовывал бы мне этого кота в мешке. Ты считаешь меня полной идиоткой, если даешь мне эту филькину грамоту. Как будто я не смогу понять, что подписываю Трофиму приговор.

– А кто еще мог ударить Никиту топором?

– Почему топором? Потому что я так сказала? Но ведь его могли ударить чем-то другим. Поэтому ты и засунул эту штуковину в сверток. Пусть судья разбирается. Ты настоящая скотина!

– Что?! – вскинулся Глеб.

Марьяна хотела послать его к черту, даже рот открыла, но у него в кармане зазвонил телефон. Он взял трубку, глянул на дисплей.

Марьяна тоже посмотрела на телефон и заметила фотографию женщины примерно такого же склада, как Тамара Высокова. Разглядеть ее толком она не смогла – время, угол и широта обзора не позволили. Тамару или женщину, похожую на нее, Марьяна распознала интуитивно.

Глеб отошел к входной двери и только тогда ответил на звонок:

– Да! Думаешь?.. Ну хорошо.

Больше он ничего не говорил, только кивал, слушая абонента, и при этом посматривал на Марьяну.

Симонов выключил телефон, вернулся к ней и спросил:

– Значит, подписывать не будешь?

– Нет.

– А я писал, старался. – Глеб отстучал пальцами барабанную дробь на бланке протокола.

– Твои проблемы.

– Ты жестокая.

– Буду стараться стать таковой.

Она не глупая, не ограниченная, но ведет себя порой как дура. Может, потому и попадает в истории? Надо было вцепиться в Трофима руками, прямо как Лариса в Никиту, и не выпускать его. А она раз от него ушла, другой. Поэтому Никита в больнице. А Глеб в дураках. Трофим мечется между ней и женой. Иначе развелся бы, женился и никаких проблем.

– Быть жестокой?

– Защищать Трофима. От таких, как ты.

– Значит, ты его защищаешь?

– Защищаю.

– И выгораживаешь?

– Что было, то и говорю. И ничуть тебя не обманываю. Мы уехали, а Никита остался. Мы к нему больше не возвращались.

– Может, все-таки вернулись?

– А почему мы должны были вернуться?

– Ну а вдруг?

– Я сказала, как все было, и додумывать ничего не буду.

– А что в охотничьем домике было, не расскажешь?

– Ничего не было.

– Ничего-ничего?

– Ничего.

– Никиту тоже выгораживаешь? А кто тебе больше нравится, Никита или Трофим? Или ты с ними по очереди?..

Марьяна едва сдержала гнев. Хватит вести себя как простушка, нужно с достоинством держать удар и отвечать на него.

– Ты хорошо подумал о том, что сказал? – стараясь держаться спокойно, спросила она.

Глеб с легкой растерянностью пожал плечами.

– Видишь, ты уже начинаешь жалеть о своей глупости. Скоро станешь каяться и просить прощения. Но я тебя не прощу.

– Ты уклоняешься от темы, – заявил Глеб. – Уводишь разговор в сторону. Пытаешься скрыть истину.

– Какую же?

– Ты знаешь, кто ударил Никиту, но молчишь.

– Трофим этого не делал.

– А если это сделала ты?

– Это ты нарочно, да? Мелко, Симонов. Очень даже. – Марьяна пренебрежительно усмехнулась.

– Удар был не очень крепким. Наносили его, может, и со всего размаха. Но сил у преступника было мало. Возможно, это сделала женщина.

– То есть я?

– Я же не знаю, что там у вас произошло.

– Когда узнаешь, тогда и приходи. – Марьяна показала ему на дверь.

– Мой тебе совет, вали все на Трофима. Или сядешь сама. Я, конечно, буду носить передачи в тюрьму, все-таки ты не последний для меня человек, но вряд ли тебе от этого будет легче.

– Не будет. Потому что я от тебя передачи принимать не стану.

– Значит, все-таки ты ударила! – возликовал Глеб.

– Вон! – Марьяна снова показала на дверь.

– Хорошо. – Глеб неторопливо убрал протокол в папку, неспешно поднялся и уже в дверях обронил: – Ты еще пожалеешь!

Марьяна качала головой, глядя, как закрывается дверь. Глеб пережил вчера один из самых ужасных дней в своей жизни, и она его понимала. Они могли бы расстаться друзьями, но поведение жениха ставило крест на их отношениях. Может, это и к лучшему.

Но уйти Глеб так и не смог. Дверь вдруг распахнулась, и Трофим втолкнул его обратно в номер.

– Ты что себе позволяешь? – возмущенно протянул старший лейтенант.

Но Трофим толкнул его, и он влетел в комнату.

– Ты за это ответишь!

Трофим не воспринял угрозу всерьез.

Он схватил Глеба за правую руку и спросил:

– Что это такое? Чем ты кулак сбил? С кем дрался вчера? Хочешь, я сам скажу? С Никитой ты сцепился!

– Кто тебе такое сказал? – Глеб скривился.

– Я знаю. Ты за мной следил! Я поехал за Никитой, а ты – за мной. Я уехал, а ты остался и избил Никиту!

Марьяна испуганно смотрела на Трофима. Ей казалось, что он вот-вот набросится на Глеба с кулаками.

– Что за чушь?

– С кем ты дрался?

– Ни с кем. По стене случайно ударил.

– Нет! Это ты моего брата ударил! Сначала ты бил его кулаками. Потом хватил топором. Ну и мразь же ты, Симонов!

– Да не бил я твоего брата!

– Бил. Но не топором, – стараясь сохранять спокойствие, сказала Марьяна.

– Ты что-то знаешь? – Трофим всполошенно глянул на нее.

– Глеб избил Никиту. Но кто ударил его топором, он не знает. Думает, что это мы с тобой вернулись. Я же правильно тебя поняла, нареченный ты мой? – Марьяна посмотрела на Глеба.

– Я обязательно докажу, что ты следил за мной! – Трофим тоже надавил на него. – А мотив убить Никиту у тебя был.

– Да, я бил Никиту! – не выдержал Глеб. – Я готов был его прикончить за Марьяну! За все хорошее. Да, у меня был мотив. Но череп я ему не проламывал! Я точно это знаю. Марьяна правильно все поняла. Я думаю, что это вы вернулись.

– Думаешь или хочешь это делать?

– А кто еще мог ударить Никиту по голове?

– Я, если сгоряча. Но не топором. А в здравом уме точно не мог! – заявил Трофим.