Кроме В. И. Алчевского Дулитла исполняли и другие прекрасные артисты — Юрий Богданов и Александр Ткаченко. Они не просто играли — они украшали спектакль своим участием в нем. Об актерских способностях, об органичности Юры на сцене, в каждой исполняемой им роли я уже рассказывала. Таким же талантливым актером был и Саша — искренний, с ярко выраженным комическим даром. Крупный, фактурный, с добрым лицом, он только выходил на сцену — и в зале сразу появлялись улыбки: зрители понимали, что вышел хороший человек. Папаша Дулитл получался у Ткаченко, я бы сказала, очень уютным. Публика и без того понимала, что Дулитл персонаж комический, но Саша так великолепно обыгрывал превращение мусорщика в буржуа, вынужденного теперь подчиняться законам общества и потому решившего наконец пойти под венец со своей «дамой», что зал умирал со смеху… Впоследствии на эту роль ввели еще одного замечательного исполнителя — Вячеслава Богачева…

Какие тогда в спектакле были актеры! И каждый в своей роли был на месте… Все стоили друг друга… Какой настоящей леди, дамой из высшего лондонского общества была Ольга Николаевна Власова, исполнявшая роль миссис Хиггинс! Вспоминаю Сашу Горелика в роли профессора Хиггинса. Вспоминаю Толю Пиневича — Пиккеринга, Фреди в исполнении Алексея Степутенко… Алексей до сих пор работает у нас в театре, а ведь мы играли с ним еще в «Белой акации», в «Чаните», где он в пару с Володей Шишкиным исполнял роль Рамона. Степутенко вообще работал много. Он и сейчас в прекрасной форме. Я была на премьере недавно поставленной в нашем театре в очередной раз «Веселой вдовы», где Алексей играет Росильона, и убедилась, как прекрасно звучит его голос. Удивительное профессиональное долголетие. В певческом плане Степутенко в этом спектакле был, на мой взгляд, на первом месте. Уникальный артист… Я вот уже много лет ласково называю его Степкой…

Конечно, я могла бы вспомнить здесь и других своих коллег, участвовавших в «Моей прекрасной леди», но… Ведь спектакль шел у нас в течение восемнадцати лет, и за эти годы состав исполнителей менялся: кто-то уходил, кто-то появлялся впервые… Играли мы «Леди» всегда с удовольствием, и шла она при постоянных аншлагах… Через много лет, уже в 1993 году, решили было возобновить ее, но тогда у театра не нашлось средств на декорации…

Что же касается декораций того нашего спектакля, то они были, на мой взгляд, не совсем удачными, и так считала не только я. Художник Э. Г. Стенберг почему-то предложил оформить «Мою прекрасную леди» декорациями в невыразительных серых тонах. Возможно, он считал, что если действие происходит в Лондоне, то нужен некий «английский» стиль, атмосфера лондонского тумана. Так это или нет, не могу утверждать. Помню только, что оформление спектакля мне активно не нравилось, потому что явно не соответствовало ни веселой, лиричной, мелодичной музыке Ф. Лоу, ни блестящей литературной основе Б. Шоу.

Костюмы тоже были выдержаны в серо-черной гамме. Правда, мне удалось «выторговать» себе белое платье, в котором Элиза выезжала на бал. Риза Осиповна Вейсенберг сделала мне такой наряд, что, когда я появлялась в этой сцене, в зале сразу начинались аплодисменты — публику поражал контраст между Элизой в начале спектакля и Элизой теперешней. Хотя мое длинное платье было как будто совсем простым, сшитым из недорогого крепдешина, но выглядело очень элегантным. И прическу мне делали такую, что я казалась выше ростом — волосы со лба гладко зачесывали и поднимали их в виде высокого шиньона. Моя героиня вдруг представала преображенной, буквально на глазах вырастала, распрямлялась, в ней появлялась благородная осанка — это была уже не замарашка с улицы, а леди, прекрасная леди…

Был у меня в этом спектакле еще один элегантный костюм, сшитый Ризой Осиповной в тех тонах, которые предложил художник Стенберг, — серая юбка с нашитыми черными бархатными полосками, к ней — черный бархатный пиджачок, и все это дополняла серо-черная бархатная шляпка. Я так любила этот свой наряд, что играла в нем все восемнадцать лет и протерла юбку до дыр. Денег на то, чтобы сшить новую, в театре почему-то не нашлось, и я, играя Элизу-леди, старалась становиться в ее сценах боком к залу, чтобы не было видно этих потертостей.

В том же, 1965 году Ансимов поставил еще один известный мюзикл — «Вестсайдскую историю» Л. Бернстайна. Но в отличие от оглушительного успеха «Леди» этот спектакль, что называется, «не пошел». Его тема, трагичная, столь несвойственная театру оперетты, для тогдашней публики была слишком уж непривычной. Содержание этого американского мюзикла — постоянные стычки двух уличных молодежных группировок, уроженцев Нью-Йорка и недавних иммигрантов из Пуэрто-Рико, их ненависть друг к другу — было для нашей публики в общем-то не слишком интересно: все это происходило где-то далеко, в другом, чуждом нам мире с его жестокими нравами. Даже любовь современных Ромео и Джульетты — Тони и Мари — не скрашивала общего настроения спектакля. Наоборот, ее обреченность только усиливала его трагичность: с самого начала было ясно, что финал этой любви будет печальным. Зритель, привыкший в опереттах к юмору, веселью, не принял «Вестсайдской истории», хотя в спектакле было немало очень интересных в режиссерском плане сцен и находок. «Вестсайдская история» не принесла нашему театру успеха и осталась экспериментом нового главного режиссера на пути поиска им современных тем, жанров, форм…

В этом спектакле Ансимов впервые вывел на сцену целую группу молодых актеров, своих учеников, с которыми начинал работать над «Вестсайдской историей» еще в институте. Занял он и опытных наших артистов, мастеров: Анатолий Пиневич играл роль блюстителя порядка лейтенанта Шренка, Борис Поваляев — роль Бурана… В «Вестсайдской истории» впервые появился Николай Коршилов — он играл одного из парней. Потом он очень много работал, оказался замечательным «простаком». Коля вообще человек разносторонне одаренный: хороший актер, он еще и пишет пьесы, ставит спектакли. Правда, из театра он уже ушел, уехал в Америку, сейчас вернулся, но, к сожалению, не в театр… В том же спектакле впервые появилась и Аллочка Агеева в небольшой роли уличной девчонки. Очень способная актриса, «теплая», с хорошим вкусом. В ней есть нечто особо привлекательное. Сколько лет мы работаем вместе, и все эти годы я любила и продолжаю любить эту актрису…

Главную роль пуэрториканки Мари сначала готовила Алла Сурагина. Сейчас уже не могу точно вспомнить, какие тогда возникли сложности, но на стадии репетиций в спектакль ввели меня. Роль Мари не была для меня удачной — я ее недочувствовала, и потому получилась она несколько театральной. Возможно, мне мешали и режиссерские рамки, а главное, Мари была так не похожа на тех девушек, которых я играла прежде, хотя тоже была простой. Но я не понимала ее, в ней было что-то не то, не мое…

Роль Мари я считаю своей неудачей. Однако были у меня и откровенные провалы. Вячеслав Богачев поставил оперетту «Касатка» В. Чернышова. На главную роль были назначены мы с Мариной Коледовой. После премьеры в спектакль стали вводить меня, но в отличие от Марины у меня эта роль не получилась. На мой первый спектакль пришла Татьяна Митрофановна Анненкова-Якушенко и после его окончания сказала мне горькую правду: «Таня, вы были на сцене какой-то злючкой…» Расстроилась я страшно, потому что всегда считала: женщина на сцене может быть какой угодно — резкой, раздраженной, но не имеет права быть злой… Второй раз я в «Касатке» не появилась, потому что поняла — играть мне ее не надо…