— Ева?

Ридерик прищурился, наконец заподозрив подвох.

Он схватил меня за запястья, мешая доделать начатое. Но увы!

— Ты решила мне отомстить?

— Всего лишь чуть-чуть разукрасить! — Я открыто засмеялась. — Вы стали полосатой лошадкой. Вас можно теперь показывать детям так же, как и меня в цирке на площади.

Ридерик отпустил меня, подошёл к окну. Долго смотрел на своё отражение. Радужные полосы превратили зрелого мужчину в забавного парня.

— Лошадку, значит? — Альросский развернулся и наклонил голову, с интересом меня рассматривая. Коварно прищурился. — Снежинка, ты хоть понимаешь, что сейчас натворила?

— Что я натворила, Ридерик?

Я продолжала смеяться. Его образ попросту стал другим. Ну не вязался суровый Ледяной дракон с этим… выпускником художки на карнавале.

Весёлый блеск в серых глазах дракона сменился неподдельным азартом. Я отступила к дверям. Ой, мамочки, надо бежать! Быстро развернулась, юбки взметнулись, и только…

Не успела!

Ридерик схватил меня и стиснул в крепких объятиях. Рукой закопался в волосы и жадно поцеловал. Меня накрыло жаркой волной, когда он уверенно разомкнул мои губы. Голова закружилась, внезапно перехватило дух.

Откровенно сильное желание растеклось по жилам, когда дракон слегка сжал зубами мою верхнюю губу. Тихонько отпустил, — в двери громко стучали.

Мужчина подавил хриплый стон. Оторвался, не сводя с меня потемневших от вожделения глаз. В них словно застыл вопрос.

— Так хочется что-нибудь съесть! — выпалила я, испугавшись его порыва.

И… Ридерик сдался, усмиряя инстинкты. Нашёл силы спокойно кивнуть.

Двери распахнулись.

— Милорд? Простите. Ваш ужин, — произнёс вошедший дворецкий. И внезапно застыл.

Его брови подпрыгнули, челюсть упала вниз. Слуга стушевался и с явным усилием отвёл глаза. Неудивительно. Его встречали не милорд и Ева, а радужные тришка и зебра во всей своей маслянистой красе.

Ридерик перевёл на меня взгляд, коснулся своего лица, а потом засмеялся. Громко, откровенно, открыто.

— Ну, Ева! Ну, молодец!

Двери снова распахнулись, и в комнате появилась обслуга. Стол накрыли в считаные мгновения, и вскоре мы остались одни.

— Милорд, простите! — До меня вдруг дошли масштабы случившейся катастрофы.

— Ты точно не знаешь, чем это смыть? — Альросский показал на лицо.

— Может, к воскресенью пройдёт? — невинно пожала плечами я.

Ну что ж теперь? Бывает. Чуть попозже пойду на кухню. Растительное масло и тёплая вода с мылом прекрасно отмоют кошмар. Правда, придётся постараться. А Ридерик… Пусть пока походит так. Покрасуется перед челядью.

— К какому ещё воскресенью?

— Сразу после дождичка в четверг.

Подсмеиваясь над Альросским, я подошла к столу, разглядывая еду. Ну а что? Он разрисовал меня, получил удовольствие. За всё надо платить. Пусть чуток походит по дворцу зеброй. А я… Я потихоньку отмоюсь.

— Ева! — рассердился Ридерик. — Я тебе не верю. Ты знаешь, как смыть с лица эту дрянь. Ты же художница!

— Правильно, что не верите, милорд. Но в этом мире растворителя нет. Его продают только в моём.

— Это шантаж? — мужчина прищурился.

— Нет. Всего лишь шутка. — Я примиряюще улыбнулась. Понятно, что он поднимет всех на уши, но найдёт способ отмыться. — Вы есть будете? А то очень хочется.

Ридерик смирился, чем меня неимоверно порадовал. Лорд разместился в кресле напротив моего. Сердитый блеск в серых глазах быстро смягчился, на лице появилась улыбка. Дракон восхищался мной, не скрывая чувств.

Оставшееся время он посвятил допросу с пристрастием. Увлечённо расспрашивал о моём мире. Интересовался прошлым, родителями, образованием. Моими взглядами на отношения между мужчиной и женщиной.

— В твоём мире не существует гаремов?

— В некоторых странах есть. Там, где я живу, гарем неприемлем. В открытой форме — точно нет.

— Значит, существует в закрытой? Это как?

— У нас моногамия. Один мужчина — одна женщина. Живут вместе, любят друг друга. Но иногда… Не все, а некоторые… начинают изменять. Заводят увлечения на стороне и скрывают новую страсть от постоянного партнёра.

— Но это же лицемерно! — констатировал факт мужчина.

— Да. Горько, когда женщина знает о связи своего мужчины с любовницами, и ей это не нравится. Она терпит и продолжает с ним жить, делая вид, что ничего не происходит…

— Тебе изменял мужчина?

— Возможно. Он тщательно скрывал, но я догадывалась.

— И терпела его связь с другими, раз хотела к нему вернуться? — нахмурился Ридерик.

— С ним я собиралась расстаться, — ответила честно. В проницательности колдуну не откажешь. — Здесь поняла окончательно, что измен от партнёра больше не потерплю.

— Что будешь делать, если тебе изменят? — дракон смотрел на меня очень внимательно.

— Ничего. Отношений не будет. Мужчина как любовник для меня просто умрёт.

— Вот как, — негромко произнёс Альросский и стал ещё серьёзнее. Задумался о чём-то своём, потом улыбнулся. — Интересно, Ева. Я хотел бы посмотреть на столь противоречивый мир.

— А много вы видели миров?

— Не очень, — поморщился колдун. — Здесь вот застрял.

После обеда Ридерик с любопытством рассматривал камни, выбранные для творчества. От такого интереса моё сердце дрогнуло, и я раскрыла маленький секрет:

— Растительное масло поможет смыть краску.

Как по мановению волшебной палочки, в комнате появились горячая вода, мыло и несколько видов масла. Процесс смывания краски оказался каким-то очень интимным. Я видела, с каким наслаждением изучает моё лицо Ридерик. Он растирал масло на моей коже уверенными движениями и в то же время был очень нежен. Ласковые касания будили желание, от горящего взгляда дракона я таяла, как восковая свеча.

Моя помощь тоже не оставила мужчину спокойным, слишком уж прерывистым было дыхание. Он еле вытерпел до конца. Лорд тщательно подавлял страсть, хотя казалось, она вот-вот вырвется разрушающим вихрем.

Я старалась всё делать быстро, но в последний момент Ридерик стиснул меня в объятиях. Он сидел, я стояла. Дракон крепко прижался ко мне.

— Не понимаю, как это у тебя получается, — глухо сказал он, касаясь головой моего живота.

Ридерик обжигал меня дыханием сквозь тонкую ткань платья. От его слов внутри расцветал огненножгучий цветок.

— Я готов растерзать тебя от желания, — с каким-то искренним животным надрывом продолжал говорить он. — Готов овладеть тобой, но терпеливо жду, когда ты сама захочешь нашей близости.