У местной песенки на Бимини была легко запоминающаяся мелодия. Эрнест иногда напевал ее.

Было несколько предположений о том, к кому относится эта песенка. Большинство людей считали, что это не про Эрнеста, хотя он прославился, боксируя с кем угодно. Он никогда не дрался, за исключением случаев самообороны. Однажды утром, когда только взошло солнце, он и Том Хини, бывший чемпион Британии в тяжелом весе, встретились по взаимной договоренности на пустынном западном пляже Норт-Бимини и провели несколько раундов в перчатках. Это была дружеская встреча без времени, очков и судей. Случайно Эрнест посмотрел наверх. На верхней тропинке длинной линией выстроились наблюдатели.

– Послушай, Томми, – сказал он, – пойдем-ка отсюда. Мы устраиваем тут бесплатное шоу, после которого надо ползать на коленях со шляпой в руке, прося подаяния.

Хини согласился. Они сняли перчатки и отправились купаться.

В течение июня и первой половины июля удача в рыбалке начала уходить от Эрнеста. Его, как никогда, осаждали благодарные зрители. Но когда клев был изумительным, он вместе с другими большую часть времени посвящал подготовке наживки. А когда приманка была готова, большие марлины и тунцы были к ней равнодушны. Когда все же рыба клевала, то либо обрывалась леска, либо рыбу съедали акулы, а то и лодка, полная зевак, путала лески при неудачном маневре. И такое случалось часто. Эрнест не скрывал своего раздражения.

Джейн Мейсон пришла из Гаваны вместе с Карлосом Гутиерресом. Он собирался помочь Эрнесту багрить рыбу, а в этом деле ему не было равных. У него были невероятные познания в области рыболовного промысла. Но каким-то образом он навлек на себя недовольство Эрнеста. У последнего абсолютно не было никакой жалости к себе. Он не считал жалость хорошим качеством и не применял ее по отношению к другим. Через некоторое время это вылилось в особую форму поведения, которую лучшим образом описывает фраза «посмотрим, сколько он или она смогут поймать». И не важно, был ли это его помощник, член экипажа, жена или друг. Всем доставалось сполна.

– Папаша может быть более суровым, чем Господь в тот день, когда все человечество плохо ведет себя, – сказал мне Роберт Капа, когда мы были наедине.

По эмоциональности Карлос очень напоминал Эрнеста, поэтому такое отношение задевало его очень сильно. До знакомства с Эрнестом он рыбачил более тридцати лет на открытой лодке в южной части Гольфстрима. За это время он узнал практически все о ловле марлина. Он говорил на старом испанском наречии, был прекрасным моряком, любил море и людей, посвятивших свою жизнь водной стихии.

Это время было неприятным для Эрнеста во многих отношениях. Досадно было то, что другие суда ежедневно возвращались с крупной добычей, когда его удача была непредсказуемой. В итоге он обрушился на Карлоса с потоком обвинений. Чувствуя слабое место, где можно подавить чувство собственного достоинства, Эрнест сказал Карлосу такие фразы, которые тот не рассчитывал услышать ни от кого на свете. С той неумолимостью, с которой стрелки заведенных часов завершают круг, пришел черед Карлоса ощутить на себе тяжесть гнева Эрнеста.

Вначале Карлос не поверил своим ушам. Затем его загорелое лицо посерело. Он заплакал. Заставить такого человека расплакаться только за счет высказанных ему прямо перед гостями фраз означало полностью уничтожить его человеческую гордость. И что было еще хуже, человек, сказавший эти вещи, был его кумиром. Согнувшись, Карлос рыдал.

Джейн Мейсон на своем судне отвезла Карлоса обратно в Гавану. Он был у нее капитаном, пока Эрнест не нанял его к себе несколько лет назад. Спустя несколько недель после их возвращения Карлос по-прежнему чувствовал себя несчастным. Настолько велико было влияние Эрнеста, что Карлос захотел вернуться к нему.

– Дон Эрнесто, – объяснял он, – поймет меня, как никто другой.

Последние несколько месяцев Эрнест узнавал из новостей о резком ухудшении обстановки в Испании. Но сообщение, полученное 18 июля, о восстании нескольких испанских генералов против выбранного правительства, особенно встревожило его. Эрнест прекрасно понимал, что могут натворить эти люди, если военные подразделения встанут на их сторону. Последовавшие затем сообщения подтвердили его предположение.

Началась война в Испании.

Но тем летом Эрнест четко следовал своим писательским планам. Нужно было завершить роман. Он сконцентрировался на завершении работы над книгой, но мысли об Испании не покидали его. В те первые месяцы войны в Испании он был полностью погружен в творчество. Но он успевал прочитывать ежедневные газеты, наблюдая и анализируя развитие самых последних событий. После завершения дневной работы он подолгу говорил с друзьями о войне. В декабре книга «Иметь и не иметь» обрела конечные формы. Теперь у него было время сделать что-то хорошее для Испании.

В январе он подписал соглашение с Джоном Уилером, президентом Североамериканского газетного альянса, представляющего самые крупные издания в Соединенных Штатах. В ближайшие месяцы Эрнест намеревался поработать для отдела новостей синдиката военным корреспондентом в Испании. Ему собирались выплачивать по пятьсот долларов за каждую телеграмму объемом от 250 до 400 слов, и тысячу долларов за письменное сообщение в 1200 слов. Кроме того, у него было эксклюзивное право на использование этой информации для газетных публикаций.

С момента подписания контракта в январе и до марта, когда он прибыл во Францию, чтобы пересечь границу, Эрнест был занят звонками и перепиской с Вашингтоном и Нью-Йорком, общался с друзьями, организуя содействие и разрешение для разных проектов.

Вначале было намечено снять документальный фильм о том, какая была жизнь в типичной испанской деревне до войны и как война разрушила и изменила ее.

Он знал, что сам должен добывать деньги для реализации этого плана. Он особенно надеялся на свою способность подготавливать сообщения настолько красочные и драматичные, что издатели по всей стране начнут скандировать «Еще, еще!».

Он не собирался оставаться в Испании слишком долго. Его контракт предусматривал работу от двух до трех месяцев, и он должен был высылать сообщения, когда они стоили того или по запросу от синдиката. Синдикат оставлял за собой право ограничивать материал, передаваемый по телеграфу, если, по мнению руководства, события не требовали дальнейшего освещения. Самое важное, что соглашение давало возможность Эрнесту писать рассказы и статьи для журналов или книги.

Эрнест сосредоточился на получении поддержки своего друга Сидни Франклина, тореадора из Бруклина, говорившего по-испански даже лучше, чем он сам. У Франклина были миллионы друзей и почитателей в Испании. У него были и возможности, и репутация. Но он был настолько политически наивен, что, когда началась война, его первый вопрос Эрнесту был о том, на чьей стороне мы воюем.