– Ягг.

– Варенье в банке на…

– Варенье мне не понадобится! Нянюшка посмотрела на полку со специями, ухмыльнулась, после чего скромно укрылась за столом…

…Дзиньдзиньдзинодзинь…

– …А шоколад у тебя есть? – спросила она, извлекая из потайного укрытия некую книжку. – У меня тут есть один рецептик, очень подойдет к случаю…

Лизнув палец, она открыла страницу пятьдесят три. Шоколадный Восторг С Особым Кремом-Секретом.

Ага, подумала нянюшка, это будет весело.

Люди всегда забывают простую истину: люди, вознамерившиеся преподать им урок, знают о людях кое-что такое, что самим людям неизвестно.

Агнесса все спускалась по той самой всеми забытой лестнице. До нее доносились обрывки разговоров.

Это было… очень волнующе.

Никто не говорил ничего важного. Ни о каких скрытых преступлениях она не узнала. Просто звуки обычного дня. Но это были тайные звуки.

И слушать их, конечно, было неправильно.

Агнессу воспитали в представлении, что есть много неправильных, плохих вещей. Плохо подслушивать под дверью, плохо смотреть людям прямо в глаза, плохо перебивать, огрызаться, выставляться…

Но за этими стенами она могла быть той Пердитой, которой всегда мечтала быть. Пердита плевать хотела на правила. Пердита всегда добивалась своего. Пердита могла носить все, что пожелает. Пердита Икс Нитт, повелительница тьмы, царица крутизны, могла сколько хочет слушать, как живут другие люди. И она никогда, никогда не была хорошей девочкой.

Агнесса знала, что пора возвращаться обратно, в комнату. Что бы ни крылось в сумрачных глубинах, куда вела забытая лестница, лучше пусть оно и дальше там кроется.

Но Пердита спускалась все глубже и глубже. Агнесса не отставала.

Распитие освежающих напитков проходило, как показалось Бадье, очень даже бодро. Присутствующие вели вежливую беседу, и до сей поры никого, абсолютно никого не прикончили.

А еще было очень приятно увидеть слезы благодарности в глазах сеньора Базилики, когда ему сообщили, что повариха готовит специально для него особые бриндизийские блюда. Это известие, по всей видимости, потрясло его до глубины души.

Кроме того, обнадеживал факт его знакомства с госпожой Эсмеральдой. В этой женщине было нечто, вселявшее в Бадью тревогу и растерянность. Почему-то ему было несколько трудно вести с ней беседу. Напрашивающемуся разговорному гамбиту: «Привет, насколько мне известно, у вас денег куры не клюют, так не поделитесь ли с нами?» – недоставало некоторой тонкости.

– Итак, э-э, госпожа, – рискнул начать он, – что привело вас, э-э, в наш город?

– Я подумала, может, стоит заехать сюда потратить чуток денег, – откликнулась матушка. – У меня их, знаешь ли, навалом. Без конца только и делаю, что покупаю новые банки. Денег все прибавляется и прибавляется, никаких банок не напасешься.

Где-то в глубине измученного мозга господина Бадьи часть его личности присвистнула и щелкнула каблуками.

– Ну, если я могу чем-нибудь помочь… – промурлыкал он.

– Вообще говоря, можешь, – кивнула матушка. – Я как раз думала о…

Тут прозвучал гулкий гонг.

– О! – воскликнул господин Бадья. – А вот и наш обед.

Он услужливо протянул руку матушке. Некоторое время матушка непонимающе таращилась на нее, пока не вспомнила о своей роли.

Рядом с кабинетом Бадьи располагалась небольшая – только для избранных – столовая. Там вошедшие обнаружили стол, накрытый на пять персон, и нянюшку Ягг, весьма очаровательную в своей кружевной наколке официантки.

Нянюшка присела в бодром реверансе.

Из горла Энрико Базилики вырвался полузадушенный хрип.

– Прошу прощения, возникла небольшая проблема, – сказала нянюшка.

– Кто умер? – тут же спросил Бадья.

– О нет, никто не умер, – успокоила его нянюшка. – Я об обеде: он, видите ли, все еще жив и висит на потолке. А спагетти обуглились. А я и говорю госпоже Скобе, мол, может, это и заграничное блюдо, но вряд ли оно должно хрустеть…

– Это ужасно! Такое обращение с почетным гостем! – возмутился Бадья. Он повернулся к переводчику. – Пожалуйста, передай сеньору Базилике, что мы немедленно посылаем за свежими спагетти. А у нас что на обед, госпожа Ягг?

– Жареная баранина с клецками.

На этот раз хрип издала изголодавшаяся глотка Генри Лежебокса, прятавшаяся за личиной сеньора Базилики.

– И блины с маслом тоже удались на славу, – продолжала нянюшка.

Бадья, озадаченный, огляделся.

– Здесь что, где-то поблизости собака? Что это за звуки? – спросил он.

– Сказать по правде, лично я против того, чтобы потакать певцам, пусть даже известным и знаменитым, – заявила матушка Ветровоск. – Что за вычурная еда! Никогда о такой не слышала! Почему бы не дать ему самой обычной баранины? Пусть ест то, что едим все мы!

– О, госпожа Эсмеральда, вряд ли можно так обращаться с… – начал Бадья.

Локоть Энрико ткнул переводчика специальным тычком, недвусмысленно намекающим, что, если он не проявит бдительность, баранина с клецками исчезнет, как мираж. Сам же сеньор Базилика пророкотал нечто очень выразительное.

– Сеньор Базилика говорит, что будет более чем счастлив попробовать настоящую анк-морпоркскую еду, – поспешно сообщил переводчик.

– Нет, мы просто не можем допус… – начал Бадья.

– Более того, сеньор Базилика настаивает, чтобы его желание попробовать настоящую анк-морпоркскую еду было удовлетворено.

– Хорошо. Си, – подтвердил Базилика.

– Отлично, – заключила матушка. – И раз уж пошло такое дело, налейте ему пива! – Она игриво ткнула тенора в живот, погрузив палец до второго сустава. – Слушай, через пару дней ты превратишься в настоящего местного жителя!

На смену деревянным ступеням пришли каменные.

У него огромная пещера где-то под зданием Оперы, заявила Пердита. Там горят сотни свечей, отбрасывая волнующие, но в то же время романтические отблески на… о да, на озеро, а посредине накрыт стол, сверкающий хрусталем и серебром, и, разумеется, у него огромный, да-да, большущий орган…

Агнесса в темноте густо покраснела.

…На котором он виртуозно играет оперную классику.

Там, должно быть, очень мокро, в ответ заметила Агнесса. И кругом крысы.

– Еще клецку, сеньор? – предложила нянюшка Ягг.

– Ммфммфммф!

– Да хоть пять, мне не жалко.

Это было очень познавательно – наблюдать, как Энрико Базилика питается. Не то чтобы он глотал еду, даже не позаботившись ее пережевать, но ел он беспрерывно, как человек, твердо вознамерившийся заниматься этим весь день по принципу производственного конвейера. Салфетку сеньор Базилика аккуратно заткнул за воротник. Пока текущая партия подвергалась тщательному пережевыванию, на вилку загружалась следующая порция. Тем самым время между глотками максимально сокращалось. Даже нянюшка, для который метаболизм ради метаболизма был не в новинку, впечатлилась этим зрелищем. Энрико Базилика ел как человек, наконец-то вырвавшийся из-под тирании помидоров.