— Хватит таращиться на нас так, будто мы какие-то зловредные призраки, — огрызнулась Кровожадная. — Мы сидели в тебе все это время, можно было бы привыкнуть.

— Она имеет право испугаться, — вступилась за Киирис Соблазнительница. — Согласись, не каждый день получается вот так мило побеседовать со своим сердцем или почками. А мы все же куда ближе, чем внутренние органы. Мы — часть ее сознания.

Кровожадная искривила губы в злой усмешке, из-за чего ее красивое лицо махом потеряло половину своей привлекательности.

— Я — не часть этой бесхребетной поганки, — разграничила она. — И коль скоро теургия снова в ней, собираюсь воспользоваться шансом и вернуть свое тело.

— Это невозможно, ты же знаешь, — грустно выдохнула Соблазнительница.

— Возможно, вот только нашей чудесной рогатой оболочке, боюсь, придется потерять так много…

Киирис мелко задрожала. Это происходит на самом деле? Или теургия, которую она пока не может контролировать, превращает ее мозги в студень? Она никогда не видела тех двоих… живыми. Помнила лишь два накрытых тканью тела, которые находились на самой грани между жизнью и смертью. А потом, когда ритуальный кинжал отправил ее на тот свет, она с трудом осознавала саму себя. Она знала о них так много, но и помыслить не могла, как Скованные выглядели при жизни.

— Я контролирую вас, — сказала она после того, как приструнила часть страха. — Вы не можете покинуть мое тело.

— Очень даже можем, — мягко уверила Соблазнительница. — Но в твоей власти…

— Закрой рот! — прикрикнула на нее Кровожадная. Она нервничала — Киирис чувствовал каждую ноту ее волнения, потому что они все еще каким-то непостижимым образом были и ее собственным волнением.

— С кем ты, дьявол задери, разговариваешь?

В проеме появился император. Он пошарил взглядом по купальне и остановился на Киирис.

Скамейка у стены была пуста.

— Со своими демонами, мой император, — глухо отозвалась она. Вода на полу совсем остыла и теперь ее пятки покалывало от холода. — Мне нужно одеться, мой император. Могу ли я попросить разрешения с честью принять наказание?

Он подошел к ней: огромный, широкоплечий, настоящий таран, а не смертный мужчина. Какое-то время просто молча рассматривал ее лицо, как будто силился найти какое-то свидетельство снедавшим его мыслям.

— Ты правда собиралась позволить ему взять тебя?

— Да, — честно призналась она.

Император скрипнул зубами.

— Почему?

— Потому что ты сам меня отдал. Им двоим. Потому что каждому из вас я нужна лишь для этого.

— Ты говоришь чушь, — резко пресек ее слова Дэйн.

— Я говорю правду, мой император. В конечном счете, каждый из вас, получив меня до конца, начал бы мечтать о том, как избавиться от ставшей ненужной игрушки. Рунн прав — я всего лишь экзотическое нечто, достаточно загадочное и непонятное, чтобы удерживать интерес трех таких разных мужчин.

Дэйн схватил ее за руку, выволок в комнату. Сейчас она уже не казалась такой просторной и соблазнительно пахнущей. Всего лишь четыре стены в дешевом декоре, с похабной кроватью, которая кричала, что на ней совокуплялись все, кто мог заплатить.

— Знаешь, зачем я приехал сюда?

— Мой император сам сказал — чтобы владеть мной единолично.

— Я не мог выдерживать вой Раслера, — сквозь зубы прошипел он. Схватил ее за горло, поглаживая большим пальцем артерию. Киирис сглотнула, когда его жесткое дыхание пощекотало ее искусанные в кровь губы. — Я люблю младшего брата. Оказалось, что люблю. Так сильно, что решил отыскать его игрушку и вернуть до того, чтобы он перестал биться башкой в стену.

Ему потребовалось одно движение, чтобы сорвать с Киирис простыню, прижать ее к себе. Сердце императора билось ровно и глухо, вколачивая в грудь Киирис каждое невысказанное слово.

— Ты отравила меня, мейритина, — прошептал он с таким злым отчаянием, что на миг его пальцы сжались сильнее, лишив Киирис способности дышать. — Я могу сколько угодно тебя игнорировать, но ты все время со мной.

— Дэйн… — Признание выбило из нее остатки воздуха.

— Возможно, самым разумным было бы отдать тебя королеве, — продолжал свои размышления император. — Дать ей убить тебя, чтобы эта пытка для нас троих, наконец, закончилась.

— Возможно, — не стала спорить она. Его губы так близко, они делали ее мысли вязкими, похотливыми. Готова ли она разменять одну ночь с ним на всю оставшуюся жизнь? Да! Тысячу раз да! — Возможно, ты должен убить меня прямо сейчас.

«Вопреки моим собственным видениям. И тогда ты спасешься».

— Проклятье, Киирис! Хоть раз в жизни скажи, чего хочется тебе самой!

Она отдалась в плен его жестоким, полным необузданной злости глазам. Утонула в них, распласталась на самом дне, с садистским удовольствием наслаждаясь той болью, какую испытает, когда все закончился. Но это будет когда-то потом.

— Я хочу тебя, Дэйн, — впервые в жизни она была настолько обнаженно-откровенной. Хотелось смеяться и плакать одновременно. Убежать — и приколотить себя гвоздями к этому мужчине, чтобы стать для него всем. — Только тебя, Дэйн. Всегда тебя. Я люблю тебя, мой император, и готова повторить это даже если ты прямо сейчас задушишь меня или свернешь мне шею. Поэтому, пожалуйста, прекрати меня мучить — и сделай то, что должен.

«Может быть, если это будет не Рунн, все изменится…»

— Некоторые вещи нужно делать сразу и наверняка, поэтому, мой император, если мне позволено последнее желание, я бы хотела попросить себе легкую и быструю смерть.

— Почему же ты так любишь болтать, — прорычал он и обрушился на нее с поцелуем.

Если бы поцелуи могли покорять, это должны были быть именно вот такие поцелуи. Он не пробовал, не просил и не прикасался к ней украдкой, как вор. Дэйн взял то, что считал своим — и не собирался расшаркиваться на такие мелочи, как согласие.

«Я только-что вручила себя ему, разве это не больше, чем согласие на поцелуй?»

— Ты такая мелкая, — прошептал он в ее раскрытые губы. Кажется, император даже улыбнулся.

И подхватил ее под бедра, поднимая выше. Киирис обхватила его ногами, обвиваясь вокруг него, словно росток вокруг живительного источника. Поддавшись желанию, запустила пальцы ему в волосы, оттянула голову назад.

— Хочу смотреть на тебя все время, мой император, — призналась с оглушившей ее саму откровенностью.

У него было совершенно потрясающее лицо в эту минуту: чуть сошедшиеся у переносицы брови, приоткрытые губы, хоть нижняя все еще кровоточила. Киирис намотала его волосы на кулак, обнажая острые скулы и крепкую шею. Откуда там шрам?

«Я же говорила, что он — само совершенство, — Соблазнительница издала гортанный стон. — Создан для того, чтобы объезжать таких упрямых девчонок, как одна рогатая дурочка».